20. Оливер
Примерно через четыре месяца после смерти моего отца в 2001 году я получил письмо от Филиппа. Моего брата. Мать рассказала ему, что мы братья, и он сожалел, что не знал этого ранее. И хотел встретиться. Я несколько дней раздумывал, соглашаться или нет. Что мог он предложить мне? Что мы вообще можем сказать друг другу? Любопытство, однако, взяло верх, и мы договорились встретиться в ресторане в центре города. Он очень волновался. А я нет. Внешне он совсем не похож на отца. Его светлые волосы поредели. Возраст не красил его, в отличие от меня. На самом деле, я выглядел моложе.
Когда я пришел, он сидел в высоком кресле в укромном уголке зала. Он неловко встал, и мы пожали друг другу руки. Он заказал бутерброды и чайник чая. Предложил мне чашку. Я отказался, зная, что мой отказ поставит его в неловкое положение. Чтобы притупить чувства, я попросил официанта принести мне большую порцию «Джеймсона», а потом сел напротив Филиппа.
– Рад наконец-то познакомиться с вами как следует, – начал он. – Я не видел вас с похорон… Тогда я не знал…
Я решил действовать напрямик.
– А что вы знали?
– Он сказал мне, что вы его дальний родственник. Мама потом рассказала мне правду…
Дальний родственник. Любопытно.
– Он когда-либо упоминал мою мать? – не смог удержаться я от вопроса.
– Он сказал… – Филипп заколебался, – он сказал, что она была женщиной дурной репутации.
Он сказал это извиняющимся тоном, и оно прозвучало нелепо. Ну и старомодный же термин. Библейский, можно сказать.
– Мама думала, ваша мать могла быть медсестрой, – продолжил он. – Но она так и не выяснила ничего. Он не говорил об этом. Никогда.
Медсестра? Это, конечно, звучало правдоподобней, чем версия отца Дэниела.
– Медсестра-ирландка?
– Полагаю, что да. Я, честно, не знаю. Это были другие времена. Мне очень жаль. Мне жаль, что он так вот вас бросил.
Я прервал его. Не выношу сентиментальности.
– Вы священник? – спросил я. Мне хотелось узнать, с чем связан этот выбор.
– Ну да. Мне кажется, я всегда… ну, думаю, я всегда хотел стать священником. С четырнадцати лет.
– Чтобы быть как он? – усмехнулся я. – Или чтобы сбежать от него?
Он выглядел смущенным.
– Вы не знали, что он был священником? До… моего появления?
– Да-да, я знал это, но вовсе не хотел «сбегать от него»!
– Вы не хотели сбежать от такого холодного и бессердечного ублюдка, как он?
Я почувствовал, как во мне потихоньку разгорается гнев.
– Он был совсем не таким, – сказал мой брат. – Он был замечательным отцом, заботливым, щедрым и любящим. Он любил нас.
В этот момент официант принес мой «Джеймсон». Как раз вовремя, потому что мне нужно было собраться с мыслями. Мой отец любящий? Заботливый? Я думал, что он обращался с женой и сыном так же безжалостно, как и со мной. Думал, что Филипп вырос в страхе, а Джудит боялась своего мужа.
Я осушил свой «Джеймсон» и заказал еще.
– Мне очень жаль, – сказал Филипп. Он извинялся за свое счастливое детство. Порывшись в нагрудном кармане пиджака, он протянул мне конверт.
– Вы должны взять это, – сказал он.
Мои пальцы начали подергиваться. Наконец письмо. Которое, возможно, всё объяснит. Может, извинения? Может, правда о моей матери? На конверте ничего не было написано. Я стыдился дрожи в своих руках, берущих это письмо.
Разорвав конверт, я увидел, что в нем лежит подписанный Филиппом чек. Не обратил внимания на сумму.
– Мы должны были делиться всем, – пробормотал Филипп. – Но я бы хотел… хотел бы… если еще не слишком поздно…
Я сунул чек обратно в конверт и вернул. Внутри меня вскипел дикий гнев. Хотелось кого-нибудь ударить. Мне казалось, что надежды на прощение отца были похоронены вместе с его трупом, но ошибался. Я внезапно почувствовал себя лишенным якоря, невесомым, будто мне грозила какая-то опасность. Жар бросился мне в лицо. Я снова почувствовал себя отвергнутым. Меня обманули. Почему он? Почему Филипп, а не я? Открытое, честное, невинное лицо Филиппа, казалось, напрашивалось на удар.
– За всю свою жизнь он никогда не дал мне ничего сверх того, что был обязан по закону, – я старался говорить тихо и спокойно. – Это я добился успеха. Только я. Один. Мне не нужны деньги. С чего ты взял, что твоему брату-ублюдку нужны эти твои покаянные деньги? – Я встал.
– Пожалуйста, пожалуйста, сядьте, я даю это вам не потому, что вы нуждаетесь, разве непонятно? Это не благотворительность. Вы должны были получить это раньше. Они принадлежат вам по праву.
Мой разум скользнул в воспоминания о том, как далеко я зашел, спасаясь от нищеты и отчаяния много лет назад. Ужасный поступок, мысль о котором даже не пришла бы мне в голову, будь у меня в то время финансовая поддержка отца.
– Уже поздно.
– Мне так жаль, я не хотел показаться невежливым. На самом деле это был просто дружественный жест. Я хотел, чтобы вы увидели, что я готов поделиться чем угодно. Моя мама тоже этого хочет.
– Твоя мать знала, что он бросил меня, и ничего не предприняла по этому поводу.
На это у него не было ответа, но, упрямый, он попробовал другую тактику.
– Я знаю, невозможно исправить… то, что произошло, но мы могли бы попытаться… Я мог бы помочь вам… двигаться дальше? Нам больше не нужно быть чужими. Моя мама хочет, чтобы мы стали друзьями. Ради бога, ты же мой брат!
Я видел, что он взволнован и выбит из колеи. Как же с его стороны наивно думать, что этот чек и болтовня за чашкой чая могут что-то исправить. В каком фантастическом мире он живет? Я знал, что потребуется не так уж много усилий, чтобы вывести безупречного Филиппа из себя.
– Ради Бога? Серьезно, Филипп? Ты думаешь, этот твой Бог позволил бы случиться такому? Нет никакого Бога.
Я нашел его ахиллесову пяту. Усомнился в его Боге.
– Что с тобой не так?! – закричал он. – Я просто пытаюсь поступать правильно. Если бы я знал много лет назад… Мне сказали, что от тебя одни несчастья!
– И ты никогда не сомневался в этом, никогда не задавал вопросов? О своем «дальнем родственнике»?
– С чего бы это мне? У меня не было причин! Я до сих пор понятия не имею, почему он ненавидел тебя… – Филипп остановил себя, но было слишком поздно. Эти слова уже вылетели.
Я ушел. Больше Филипп не пытался связаться со мной. Бьюсь об заклад, теперь он рад,