Рамзи на мгновение задумался, будто снова погружаясь в прошлое:
— Покойная жена Круза, госпожа Глория… Она тогда уже болела. Почти не покидала поместье. Эти бассейны были её отдушиной. Она любила их всем сердцем. Старик умолял меня — и я поддался. Позволил вынести бассейны и установить их в саду, чтобы она могла в любую минуту выйти и полюбоваться ими.
Он мечтательно вздохнул, и я увидел в его глазах настоящую тоску.
— Ну конечно, — Несси фыркнула, но улыбнулась тепло. — В этом весь ты. Выполняешь желания полубезумных стариков, даже если это может стоить тебе жизни.
Я невольно усмехнулся. Где-то в глубине души я уважал Рамзи за такие поступки. Пусть иногда он казался безумцем, но сердце у него было правильное.
— Он её так любил, — умилялся главный здоровяк острова, прижав крупную ладонь к щеке. — Это всё так печально.
— Байрон, да ты настоящий романтик, разве сам этого не знаешь? — усмехнулся я, качнув головой.
— Значит, у нас нет проблем? — спросил Грэг голосом, дрожащим от беспокойства.
— Нет, приятель, — спокойно ответил повелитель, шагнул к нему и взъерошил волосы. Затем он аккуратно подхватил сонную Молли, которая уже забралась на колени к Грэгу и уютно там устроилась. — Не вы приняли решение сохранить эти бассейны, так почему же вы должны нести за это ответственность? Насколько я помню, двадцать пять лет назад члены Совета собственноручно изъяли все бассейны из ваших часовен, не оставив ни следа от прежнего порядка.
— Это прекрасная новость! — ошеломленность Несси мгновенно сменилась диким энтузиазмом, она схватила меня за руку и с неожиданной силой потянула вверх из кресла. — Любой естественный водоём мог бы подойти, но бассейн будет ещё лучше. Он даст тебе больше силы, чтобы выдержать церемонию.
— Этот ритуал кажется чертовски сложным, — Грэг встал рядом со мной, выражение лица его стало настороженным.
— Не волнуйся, — сказал Байрон, опершись руками на бёдра, словно готовясь к долгому объяснению. — Это скорее испытание психологической стойкости, чем физической выносливости. Когда Ашеры погружаются в бассейн, вода становится для них безвредной, но им приходится сохранять полное сосредоточение. А это, скажу тебе, далеко не так просто, как кажется — над головой нужно всё время держать каменный щит. И поверь, это сбивает с толку сильнее, чем думаешь.
— Не говоря уже о том, что ты непрерывно будешь терять кровь, которая пойдёт на уплату десятины, — добавила Несси, повернувшись ко мне. Она достала из кожаного мешочка, висевшего у неё на талии, пригоршню какой-то сушёной травы, осторожно отсыпала немного в чашку и залила её кипятком из пузатого чайника, стоящего на стеклянном столике. — Оставлю это для тебя. Ты должен пить этот чай каждый день, чтобы не свалиться в обморок от потери крови, когда придёт время.
— Спасибо, — кивнул я, взяв чашку из её рук, и сделал глоток. По вкусу напиток напоминал мяту — терпкий, но вполне терпимый. Куда лучше, чем ядовитые снадобья мадам Брайт.
— Я прослежу, чтобы он пил этот чай каждое утро, — сказала Рита и припрятала мешочек, который Несси протянула ей, в складках своего корсета.
— А почему мы вообще должны держать щит? В этом есть какой-то особый смысл? — спросил я, допивая чай. — Просто в моём представлении вечеринки у бассейна должны выглядеть немного иначе.
— Щит — это очень древняя традиция, берущая начало ещё с первых церемоний сбора десятины, — спокойно сказала Несси. Она знала о ритуалах куда больше, чем большинство здешних жителей, умела проводить обряды уверенно и без лишних слов. Интересно, она тоже жрица? Но если так, то с той бешеной летучей мышью их точно не спутаешь. Разные они. Очень.
— Давайте прогуляемся до вашего сада, — продолжила Несси, бросив на меня взгляд, в котором читалась скрытая решимость. — И мой муж расскажет вам эту историю. Никто не сделает этого лучше него.
Мы поднялись на ноги и пошли за ней. Несси шла вперёд легко, будто знала каждый камень под ногами. Было в её движениях что-то странное — слишком уверенное. Она вела нас по поместью так, словно жила здесь не один год, а всю жизнь. И если учесть, что глаза её не просто светились серебром, а буквально горели изнутри, словно в полусне или видении, можно было поверить — она действительно видела больше, чем окружающие.
— Давным-давно, — загремел басовитый голос Байрона, когда мы миновали резные ворота и спустились к каменному саду, — после того как все демоны были утоплены в слезах Богини Солнца, Ашеры попытались вернуть жизнь на эти земли. И Богиня даровала им своё последнее благословение — в форме испытания.
Молли устроилась у него на руках, прижавшись к широкой груди, и слушала, раскрыв глаза. Я заметил, с какой теплотой он обнял её. Наверное, Рамзи из тех отцов, кто по-настоящему умеет быть рядом — и в радости, и в беде. Наверняка не раз рассказывал дочери сказки перед сном, под аккомпанемент глухого, глубокого голоса.
И ей чертовски повезло — голос Рамзи будто окутывал пространство, заставляя всех замирать и слушать, забывая о времени.
— Люди не могли жить здесь, пока воды оставались солёными, — продолжал Байрон, не спеша и с каким-то почти церемониальным уважением к словам. — Они не знали, станут ли ручьи и реки снова чистыми. Но уходить не хотели. Эти земли были их домом.
Мы шли за ним по ступеням, ведущим вниз, в окружение древних каменных стен и ползущего по ним плюща.
— Ручьи были напоминанием о спасении, о том, как Богиня Солнца принесла себя в жертву ради них. Но без пресной воды люди были обречены. Тогда, в самую тёмную ночь, Богиня явилась избранным в облике Священной Рыбы. Она открыла им путь, но предупредила: испытание будет тяжёлым. Только сильнейшие смогут его пройти.
Было в этих словах что-то, что отзывалось где-то глубоко в груди. Истории о жертве и пути через боль всегда звучали особенно для тех, кто сам знал, что такое борьба.
— Расскажи им об опасном путешествии, папочка! — воскликнула Молли, подняв голову.
— Конечно, солнышко, — Байрон одарил её тёплой, спокойной улыбкой. Его голос стал чуть мягче, но не потерял силы.
— Каждый, кто стремится доказать свою доблесть, должен пройти через опасность. Первой преградой стала ревнивая Луна. Она не желала