– Довольно. Давайте не будем превращать завтрак в базарную ссору.
Климена хмыкнула, пряча улыбку за бокалом с вином. Я заметила, как её глаза скользнули по мне с едва скрываемым презрением – возможно, из-за того, что я была рядом с Телемахом, возможно, из-за того, что она видела во мне угрозу.
Я опустила взгляд, делая вид, что не замечаю этого.
Когда завтрак продолжился, я пыталась сосредоточиться на пиале с медом и хлебе, но не могла избавиться от ощущения, что мой мир изменился. Женихи смотрели на меня с жадным интересом, Климена – с насмешкой, а Пенелопа – с чем-то похожим на предупреждение в глазах.
Телемах же оставался рядом, его рука время от времени касалась моей под столом, словно он хотел убедиться, что я здесь, что я реальна.
Я сделала глоток сладкого вина, позволяя его терпкому вкусу немного унять тревогу.
Остальные женихи рассмеялись, но в их смехе звучало что-то хищное, предвещающее грядущие неприятности.
Я опустила глаза в свою чашу, пытаясь унять дрожь в пальцах. Слова Евримаха звучали в ушах, оставляя неприятный осадок. Я была для них лишь объектом, вещью, которую можно купить, обменять или отобрать. Но Телемах… его защита, его слова – они были для меня щитом, пусть и хрупким.
Глава 14
Итака раскрывалась перед нами, когда мы покинули дворец, оставив позади напряженные взгляды и давящие стены. Солнечный свет золотил оливковые рощи, скользил по виноградным лозам и отражался в лазурных водах бухты. Телемах шагал впереди, уверенно ведя меня узкой тропой, петляющей между камнями и холмами. Его рука крепко сжимала мою, и каждый шаг наполнял меня ощущением свободы – хрупким, но таким манящим.
– Куда ты меня ведёшь? – спросила я, когда тропа начала спускаться к морю.
– Туда, где нет чужих глаз, – он обернулся, и в уголке его губ мелькнула лукавая улыбка. – Хочу показать тебе Итаку такой, какой её знаю только я.
Я засмеялась, поднимая подол хитона, чтобы не запнуться о траву.
– Если ты собираешься похитить меня и оставить жить здесь, я даже не буду возражать.
Телемах на мгновение замер, а затем шагнул ближе, его взгляд потемнел, и я почувствовала, как внутри зародилось нечто горячее, первобытное.
– Ты уже принадлежишь этому месту, Меланте, – его голос был низким, почти шепотом.
Я не ответила. Потому что знала – он прав.
Мы добрались до небольшой бухты, укрытой скалами и соснами, склонившимися над водой, словно древние стражи, молчаливо охраняющие этот уголок от всего мира. Волны тихо омывали берег, унося с собой перламутровые ракушки и мелкие камешки, перекатывая их в такт своему вечному ритму. Вода была прозрачной, и сквозь нее просматривалось дно, усеянное гладкими камнями и пятнами морской травы, которая лениво колыхалась в глубине.
Я опустилась на плоский, нагретый солнцем камень у воды, скинув сандалии и позволяя прохладным волнам коснуться моих ног. Они ласково окутали кожу, оставляя после себя крошечные пузырьки пены, словно лёгкие поцелуи моря. Прибой звучал умиротворяюще, с каждым новым касанием песка он рассказывал мне историю – о кораблях, что бороздили эти воды, о штормовых ночах и спокойных рассветах, о странниках, которые когда-то приходили сюда, как и я.
Пляж простирался небольшой полосой между скал, покрытый мягким песком, перемешанным с вкраплениями гальки и кусочками выбеленных солнцем раковин. Вдалеке, у самого края воды, виднелись глубокие следы чаек, а дальше кромка прибоя становилась зеркальной, отражая небо, полное золотистых бликов.
Сосны, возвышающиеся на прибрежных склонах, наполняли воздух терпким ароматом смолы, смешиваясь с солёным дыханием моря. Их узловатые корни крепко вцепились в каменистую землю, а изредка падающие иголки мягко оседали на песок, создавая причудливый узор.
Телемах подошёл ближе и сел рядом, его тень легла на воду, и я заметила, как солнечные лучи заиграли на поверхности моря, покрывая его рябь тонкой серебристой сеткой.
– Здесь всегда так красиво? – спросила я, впитывая в себя эту тишину, это ощущение вечности.
Телемах усмехнулся, глядя на горизонт, где море и небо сливались в бесконечность.
– Да, но сегодня особенно, – он повернулся ко мне, его глаза отражали тот же глубокий синий цвет, что и волны, – потому что ты здесь.
Он обнял меня, и я утонула в его тепле, ощущая, как его тело прижимается к моему – крепкое, горячее, родное. Его губы коснулись моих медленно, будто смакуя этот момент, и поцелуй оказался тягучим, как мёд, густым, сладким, затягивающим в пучину ощущений. Я чувствовала, как его руки скользят по моему телу – сначала мягко, осторожно, но с каждым мгновением в них росла жадность, требовательность, от которой по моей коже пробежала дрожь.
Он целовал меня так, словно боялся, что это наше последнее прикосновение, словно хотел запомнить вкус моих губ, тепло моей кожи. Его ладони нашли мои бёдра, сжали их чуть сильнее, заставляя меня выгнуться навстречу, отвечая на этот зов.
– Меланте… – его голос звучал хрипло, в нём звучало не только желание, но и что-то более глубокое, неотвратимое.
Я вплела пальцы в его волосы, притягивая ближе, мои губы искали его губы снова, жадно, без стеснения, словно этот момент принадлежал только нам, и весь мир за пределами этой бухты перестал существовать. Телемах скользнул губами по моей шее, оставляя горячие, нетерпеливые поцелуи, от которых у меня кружилась голова.
Я ощущала, как он дрожит, как его дыхание становится всё более прерывистым. Каждое прикосновение зажигало огонь под моей кожей, каждая ласка была новой гранью удовольствия, и я позволила себе раствориться в этом, отдавшись ему полностью, без страха, без сомнений.
Когда он уложил меня на тёплый песок, я обняла его, не желая отпускать, и в этот момент нам не нужны были слова. Только прикосновения, пронзающие нас до самого сердца, и тихий шёпот волн, уносящий нас в бесконечность этого мгновения.
Ветер лениво перебирал мои волосы, прохладный, соленый, пропитанный дыханием моря, но рядом с Телемахом мне было тепло – от его кожи, от его взгляда, в котором горело что-то древнее, первобытное.
Его руки медленно скользнули по моей спине, вызывая дрожь, тонкую, электрическую, пробежавшую по всему телу. Я выгнулась навстречу его прикосновениям, затаив дыхание, чувствуя, как его ладони изучают меня, сначала осторожно, сдержанно, а затем смелее, увереннее. В каждом его движении была тоска, нетерпение, жажда, и я знала, что он сдерживается из последних сил.
Он накрыл меня своим телом, и я почувствовала жар его кожи, тяжесть, которая заставила меня задохнуться. Его