— Мы не позабыли! — бойкая девочка первой впорхнула в его объятия.
Брат рванул следом, но, натолкнувшись на суровый взгляд отца, остановился и, приложив к груди кулак, поклонился, как полагалось.
— Будь здрав, конунг из Альдейгьюборге, — повторил он, во всем подражая Харальду.
Крутояр подавил улыбку и отозвался с крайне серьезным видом.
— И ты будь здрав, сын конунга.
А потом все-таки подхватил взвизгнувшего от радости мальчишку на руки и понес их обоих с сестренкой вверх по холму, уходя от берега. Прежде, чем Харальд нахмурился, Яромира ласково коснулась его запястья.
— У нас так полагается. Дядька по матери балует мальцов.
— Вот как, — усмехнулся конунг. — Ну, добро. Я обожду, пока у твоего брата родится сын. Верну долг сторицей.
Закатив глаза, Яромира тихо, заливисто рассмеялась. Харальд поцеловал ее в лоб и обернулся к воде: в гости они приплыли на семи кораблях.
— Ты ступай, — он чуть подтолкнул жену к холму, за которым скрывался ладожский терем. — Я обожду, прослежу за всем.
Она кивнула и не успела двух шагов от мужа ступить, как навстречу ей, словно из ниоткуда, выросла Чеслава. Яромира радостно всплеснула руками и заспешила к ней.
По груди разливалось теплое, щемящее чувство. Ее дом был подле мужа. Там, где родились ее дети. Где Харальд возвел для нее Длинный дом, по убранству и роскоши мало чем уступавший терему, в котором она выросла. Но здесь, на Ладоге, тоже был ее дом. Какая-то его частика. Знакомые с младенчества люди, по которым она тосковала. Знакомые запахи, знакомые тропинки, знакомые деревья в лесу.
Все родное, все свое.
Чеслава шагала рядом: в привычных мужских портках, рубахе да плаще. Ничуть не изменившаяся за последние зимы. И лишь покрытые замужним убором волосы говорили о том, что изменилось многое.
— Муж в тереме, — коротко оговорилась она, когда они вдвоем поднялись по холму. — Тяжко ему все же спускаться да забираться.
— А Даринка?
— В избе заперта, — Чеслава строго поджала губы. — Наказана. Нечего перед кметями на подворье хвостом крутить!
Яромира закусила изнутри щеки, изо всех сил давя рвавшуюся наружу улыбку. Кто бы знал, что воительница станет такой пекущейся матерью для спасенной когда-то девчушки-сироты.
— А меня ты так не строжила, — она все же не удержалась и рассмеялась.
К ее удивлению, Чеслава покаянно вздохнула.
— Зато нынче хорошо понимаю, отчего Звенислава Вышатовна тревожилась и тебя с Любавой распекала днями и ночами, — сурово припечатала она. — Ты тоже скоро поймешь. Обожди, пока подрастет Ранхильд.
При имени матушки сердце Яромиры вновь кольнуло — в какой уже раз.
Княгиню Звениславу она нашла на женской стороне терема, в просторной горнице. Там же свиделась и с женой Крутояра Радмирой и маленькой княжной Мстиславой, которая при бабке и матери возилась на полу на меховой шкуре с деревянным коньком.
Когда только дошли до Вестфольда вести о смерти князя Ярослава, за мать Яромира переживала шибче всего. Извелась вся, пока представляла, каково ей было проститься с мужем. На Харальда смотрела и еще пуще слезами заливалась. Боялась, как бы матушка не взошла следом за отцом на костер.
Потом Крутояр расскажет ей, что Ярослав жене это строго-настрого запретил. Велел силой удержать, коли нужда будет. Таков был его последний княжеский приказ. Но силой удерживать не потребовалось. Уж в последний раз Звенислава мужу не стала перечить.
Нынче же, поглядев на матушку, Яромира наконец успокоилась, и железные тиски, сжимавшие тревогой сердце, чуть ослабили свою хватку. Сын, невестка, сестра Рогнеда и воительница Чеслава присматривали, чтобы у княгини Звениславы всегда находилось какое-нибудь дело али занятие. Сидеть на скамье да тосковать ей никто не позволял. А уж в огромном тереме да среди многочисленной родни найти что-то, чтобы отвлечь ее от горестных дум, было несложно.
— Мирошка, — заметив ее в дверях, княгиня Звенислава поднялась со скамьи и протянула к дочери руки, назвав детским прозвищем.
У Яромиры вновь защипало в носу. Но такой уж выдался нынче день, глаза все время на мокром месте. Столько слез она за всю зиму не пролила, как за сегодня.
* * *
Вечером в тереме устроили пир. Утром Яромира сходит на огромный курган, сложенный в честь ее отца. Но это — утром. А нынче же в малой гриднице собрались ближники князя Крутояра и его родичи.
Воительница Чеслава сидела подле мужа, воеводы Буривоя. Рогнеда Некрасовна — подле Стемида, который давным-давно служил наместником в Новом Граде. На Ладогу он приехал и задержался, поддавшись уговорам жены, которая не хотела оставлять сестру в это тяжелое для нее время.
Был здесь и воевода Горазд с семьей.
И — что особенно порадовало Яромиру — Вечеслав, которого язык не повернулся бы назвать Вячко. Совсем недавно он стал сотником при княжеской дружине. Его старший сын, названный в честь деда Будимиром, не сводил с ее Рагнхильд пристального взора. И это заставляло жену конунга и улыбаться, и грустить одновременно.
Когда-то и ее собственная история началась схожим образом.
— За конунга из Вестфольда и его жену, мою сестру, княжну Яромиру! — Крутояр поднялся на ноги и вскинул зажатую в руке чарку.
— За конунга из Альдейгьюборге! — Харальд также встал со скамьи и взмахнул своей чаркой.
Потом склонился и крепко поцеловал жену в уста.
Зардевшаяся Яромира сидела между мужем и братом и улыбалась. Князь Ярослав ушел в чертоги Перуна, но оставил наследие, которое будет жить после него.
Глубоким вечером, когда были рассказаны и пересказаны все вести, когда обо всем было переговорено но дюжине раз, они разошлись из-за столов. Когда Яромира за руку с дочерью вышла наружу из гридницы, то заметила, что муж и сын стояли в паре шагов от крыльца и о чем-то негромко говорили.
Она услышала, как Харальд сказал.
— Спроси у матери.
Рагнар же воспрял духом. Матушка не отец, она не откажет.
— Мама, дозволь я с отцом стану ночевать на драккаре? — сын подбежал к ней, умоляюще заглянув в глаза.
И впрямь, как она могла отказать?
Яромира посмотрела на дочь.
— Ты тоже хочешь?
— Я⁈ — вскинулась Рагнхильд почти испуганно. — Нет! Ты же обещала мне баснь сказать про украденную княжну.
Рагнар насмешливо фыркнул. Он никак не разумел, как можно променять качавшуюся палубу