— Ему восемь лет, — я пожал плечами. — И он живет со мной достаточно долго, чтобы понимать суть моей работы.
— Он хороший мальчик, — Маша вздохнула. — Тебе повезло с ним.
— Знаю, — сказал я без улыбки. — Это ему со мной — нет.
Она не нашлась, что сказать на это. Да и я не нуждался в утешении или оправдании для себя. Всегда предпочитал называть вещи своими именами и смотреть правде в глаза.
В качестве отца я был херовым примером для подражания. Но другого у Гордея не будет. И я точно был лучше, чем его слетевшая с катушек мать, которая родила ребенка с единственной целью: манипулировать своим мужиком. Манипулировать мной.
— Пойду позову его, — Маша погладила меня напоследок по щеке и плавно поднялась.
***
К старикам Аверы Гордей уехал через два дня. Я, может, был и херовым отцом, но в тот момент гордился и собой, и пацаном. Потому что он не плакал. И еще выслушал меня совершенно спокойно и внимательно, как настоящий взрослый, и сказал, что все понимает. И что не против уехать на какое-то время.
Я знал, о чем он думал. Не мог не думать. О том, как его мать однажды точно также сослала его в деревню. Наверное, она тоже тогда обещала забрать его и что это ненадолго. И обманула. И вот теперь в какую-то деревню его отправляет отец.
Я бы задушил эту суку голыми руками, если бы встретил в тот день.
Исполнять поручение эфэсбешника и расчищать пространство вокруг себя, пока я даже в постели вставал с трудом, было непросто.
Впрочем, Елисеев на связь не выходил, и это забавляло и тревожило меня одновременно. Он обещал разобраться с уголовкой против Маши, но, судя по его молчанию, новостей пока не было. Конечно, это настораживало. Поверить в то, что «контора» не может повлиять на обычных районных ментов, я не мог. Выходило, что у обычных районных ментов была очень хорошая крыша.
Адвокат приезжал практически каждый день, но особых подвижек по уголовке не было. Менты медлили, и я не знал, хороший ли это знак. И в розыск Машу по-прежнему не объявляли.
Неделя прошла спокойно и почти рутинного — особенно если сравнивать с предыдущим месяцем. Никто не пытался меня убить или похитить, или запихнуть Машу в клетку в ментовке. Елисеев не выходил на связь, Алена тоже затаилась.
И, конечно же, потом все загорелось в один и тот же день.
Первым мне позвонил Елисеев. Услышав его напряженный голос, я сразу же насторожился. В последний раз таким голосом он разговаривал во время Октябрьского путча, в девяносто третьем.
— Вам, вероятно, знаком некто Зиманский Игорь, он же Зима? — спросил Елисеев.
— Да. Мы начинали вместе.
О его следующих словах я догадался в тот же миг.
— Я так и думал, — эфэсбешник вздохнул. — Кто-то слил ему информацию о том, что подозреваемой по делу об убийстве Алексея Бражника, члена его группировки, проходит некая Виноградова Мария Васильевна.
Я сразу же вспомнил ту встречу в Метрополе с Зимой несколько недель назад. Когда он сказал, что его информатор из ментовки сообщил ему о подвижках в старом деле по убийству Бражника.
Мы сидели с Машей и адвокатом за одним столиком, и Зима пялился на нее. Перестал он, только когда я сказал, что она со мной.
Запомнил ли он ее лицо?
— Этот слив мы не контролировали, — до меня снова донесся голос Елисеева. Он звучал обеспокоенно.
— Да вы, блять, вообще нихера не контролируете, — огрызнулся я и бросил трубку. И тут же пожалел о своем резком движении, потому что сразу же заболел бок. Рана заживала, но не так быстро, как мне хотелось бы. Не так быстро, как мне было нужно.
Блять.
Он тут же мне перезвонил, но я не ответил и выключил телефон.
— Что случилось? — Маша посмотрела на меня обеспокоенно, положив на тарелку приборы. — Кто это был?
Не получилось в этот раз нормально поужинать.
— Никто, — отрывисто сказал я. — Так, работа.
Она мне не поверила. Долго изучала меня взглядом, потом поджала губы и потянулась к бокалу с виной. Не поверил мне и Авера, который посмотрел на меня с не меньшей пристальностью, чем она. И только Марина продолжала спокойно улыбаться, расправляясь с курицей.
Этот ужин задумала Маша. Предложила позвать Аверу с Маринкой в гости — «немного развеяться и поднять настроение». Врач недавно разрешил мне постепенно наращивать физическую активность, хотя я давно уже это делал, но теперь все было официально. Маша обрадовалась и захотела это как-то отметить. Сама активно что-то готовила, проторчала весь день на кухне.
И все шло хорошо, пока не раздался этот звонок от Елисеева. Он всегда умел выбирать максимально неподходящие моменты.
Я дождался, пока Маша отвернулась от меня и заговорила с Мариной, и подал знак Авере: мол, надо кое-что обсудить. И после окончания ужина, когда девушки захотели поплескать в бассейне, я увлек друга в кабинете.
Напоследок я поймал себе в спину еще один пристальный взгляд от Маши, но не придал этому значения, потому что моя голова была забита другими вещами. Я думал, стоит ли рассказать Авере об ее прошлом и о том, что сообщил мне Елисеев. Его это тоже касалось напрямую. Не знаю, когда именно произошел слив, но вряд ли у Зимы займет много времени вычислить, где же находится загадочная Виноградова Мария Васильевна. Особенно если менты расскажут ему, как зовут адвоката, который вытащил ее тогда из камеры.
Выбора у меня особого не было. Поэтому, налив предварительно Авере виски, я коротко пересказал ему, как обстояли дела.
Выслушав меня и ни разу не перебив, он молчал потом минут пять. Залпом допил остатки алкоголя в стакане и плеснул себе еще, и лишь тогда на меня посмотрел. Я пожалел, что не могу составить ему компанию: все же решил прислушаться к рекомендациям Макса и не пить какое-то время. Пока бок до конца не заживет. Устал ходить, как инвалид, и устал трястись, как бы не сделать резкое движение, чтобы не потревожить рану.
— И что ты будешь делать? — спросил меня Авера, посмотрев снизу вверх.
Он сидел на диване и катал меж ладоней стакан, а я стоял напротив него, привалившись боком к спинке