Забывшись, слишком резко подался вперед, за что тут же поплатился острой резью в боку. Пришлось замереть в одном положении и подышать на счет, и спустя несколько минут боль постепенно затихла.
— Все! Вон — оба! — стиснув зубы, я поднял голову и выгнал их из комнаты. Глаза бы мои их не видели.
Настанет ли день, когда я не услышу, как они не смогли что-то сделать, или где-то облажались, или снова кого-то упустили?..
Маша, которая молчала все время, пока я разговаривал с Иванычем и Мельником, переступила с ноги на ногу. Она стояла в стороне и подпирала собой стену, усиленно смотря в противоположный угол. Мудрая женщина.
Я прикрыл глаза. Злость все еще кипела внутри, ища выход.
— Надо отправить Гордея подальше от Москвы, — со вздохом произнес я. — Авера еще пару недель назад предлагал мне такой вариант. Зря я, дурак, не послушал тогда.
— У тебя же никого нет из родни? — она повернулась ко мне и медленно отодвинулась от стены.
— У меня нет. А у него старики в деревне под Курском живут, — я дернул плечом. — Короче, херово, что я затянул, но надо отправлять, пока не стало совсем поздно.
— Одного?
— Хочешь составить ему компанию? — огрызнулся я и пожалел, когда увидел тень, пробежавшую у нее по лицу.
Маша скрестила на груди руки и воинственно подняла подбородок, а я почувствовал себя сволочью.
— Я зря это сказал.
— Это правда, — сухо согласилась она, все еще держа руки в защитной позе.
И вот кто меня за язык дергал, а?
— Если ты хочешь меня куда-нибудь сплавить точно так же, как своего сына, просто скажи прямо. Можешь не юлить.
Блять.
— Я не хочу никуда сплавлять ни тебя, ни Гордея! И я не сплавляю, — мне не понравился ее выбор слов. — С Гордеем у меня просто нет выхода.
Некоторое время мы смотрели друг на другу, играя в гляделки и выжидая, кто сдастся первым, пока Маша не отвела взгляд.
— Ладно, — она повела плечами, — я на самом деле так не думаю.
— Приятно слышать.
Я все еще был на взводе. Теперь и из-за этого обмена колкостями. Врач сказал, что минимум неделю мне положен постельный режим. Кажется, мне придется снова нарушить его рекомендации, иначе я просто сойду здесь с ума.
— Иди сюда, — я похлопал по кровати рядом с собой, и, немного поломавшись, она все-таки подсела ко мне.
Забавно. Она бесила меня, когда спорила и огрызалась, но в то же время именно эта черта в ней меня и привлекала. Устаешь, когда все вокруг с тобой соглашаются или боятся говорить правду в глаза. Она не боялась. С самого начала не боялась: ни лгать мне, ни говорить неприятные вещи.
Хотя порой я хотел, чтобы в ней было больше страха. Это точно помогло бы лучше ее контролировать. Вероятно, я рассуждал как самый настоящий мудак. Но я хотел ее защитить. Я обещал ее защитить, в конце концов. А я не мог этого сделать, если я ее не контролировал.
— Наберу Авере, — я потянулся за трубой и почувствовал, как она ткнулась носом мне в плечо и оставила на коже несколько поцелуев.
— Мельник, кстати, пытался помешать твоей бывшей. Но не мог же он ей грубить при Гордее.
— Не надо его защищать, — я жестко ее оборвал. — Мои дела — это мои дела. И я сам решу, как буду разговаривать со своими людьми.
— Я и не собиралась лезть в твои дела, — она обиженно фыркнула, попытавшись отстраниться, но я удержал ее на месте. — Просто сказала...
— Я понял.
Может, жесткость была излишней?.. Но есть границы и есть вещи, в которые ей лучше не лезть для ее же собственной безопасности. Но думает ли так она сама?..
Я коротко переговорил с Аверой, который подтвердил, что его старики с радостью примут Гордея у себя погостить на некоторое время. Что ж. Все было решено. Отправлю с ним кого-нибудь из пацанов в качестве охраны.
Я не хотел отпускать от себя пацана, но иного выхода не было. Если прежде я сомневался в необходимости этого поступка, то теперь, когда узнал, что Алена объявилась в Москве и пыталась встретиться с сыном, понимал, что иначе поступить я не могу.
Маша сидела рядом, прижимаясь щекой к моему плечу, и, пока я разговаривал, выводила пальцами какие-то узоре у меня на бедре поверх одеяла.
Помимо всех проблем, которые мне нужно было срочно разрешить, недавно появилась еще одна.
Каждый раз, когда я смотрел на Машу, я думал о том, что хочу ее. Хочу эту женщину, которая рассеянно целует меня в плечо, пока размышляет о чем-то своем. Женщину, которой вообще от меня ничего не нужно: ни бабки, ни шмотки, ни подарки. Женщину, к которой я порой не знаю, с какой стороны подступиться.
Она выводила меня из себя. Она лгала мне прямо в лицо и не краснела. Я заводился за секунду, если она упиралась и начинала со мной спорить. Я бесился, когда она мне возражала.
И мне это нравилось.
И вот нихера непонятно, когда моя рана заживет достаточно, чтобы швы не разошлись в самый интересный момент.
— Кстати, — Маша вынырнула из своих мыслей. — Мы Гордею сказали, что у тебя грипп и высокая температура. Поэтому ты лежишь в спальне, и к тебя нельзя заходить. Потому что ты заразный. Он просто порывался постоянно к тебе.
Великолепная идея.
— И кто это придумал? — я с трудом сдержал смех.
По тому, как сжались ее губы, я понял, что автором выступила она.
— Не вижу ничего смешного! — прошипела Маша и попыталась вырвать руку.
Конечно, я ее удержал.
— Я в первый раз должна была сказать ребенку, что его папку ножом пырнули. Что смогла — то и придумала! — она кипела возмущением и обидой.
Вполне заслуженно, надо сказать.
— Ладно, не злись. Я вообще ничего не сказал.
— Ты посмотрел, — она направила указательный палец прямо мне в грудь. — Многозначительно посмотрел и закатил глаза, я все видела.
— Не злись, — повторил я. — Ты все правильно сделала. Любая ложь лучше правды.
— Вот именно! — она вздернула нос и попыталась скрыть от