«Глупый, — подумала Талила. — Я тебя спасу».
С трудом отвернувшись от мужа, она, наконец, решила осмотреться.
То самое помещение, в которое ее привели несколько месяцев, чтобы провести брачный обряд.
Символично.
Император любит такие вещи.
Вновь здесь собрались люди — мужчины и женщины, лица и имена которых она не помнила.
Да это было и неважно.
Все они смотрели на нее — вновь. Смотрели с ужасом, с неверием, презрением, страхом, ненавистью, злостью.
Равнодушных не было, и Талила отвечала им тем же. Прошлась тяжелым, давящим взглядом по каждому. И лишь затем, в самый последний черед, она повернулась к Императору.
Он постарел гораздо сильнее, чем она могла ожидать. И злое удовлетворение согрело ее душу, ведь она приложила руку к тому, чтобы Император смотрелся изнуренным жизнью стариком. Даже пышные, церемониальные одежды не могли скрыть его дряхлости, его усталости.
— Я пришла. Как ты и хотел, — сказала она и нарочитым жестом накрыла рукоять катаны.
Пышная, высокая корона, которой была увенчана его венценосная голова, дернулась вслед за телом. Обращение, которое использовала Талила, его покоробило.
Она улыбнулась.
— Ты действительно пришла, — проговорил он. — Не могу поверить, что ты решила пожертвовать собой в обмен на него, — тонкие губы презрительно скривились.
— Уходи, Талила! — Мамору, наконец, очнулся от оцепенения, в которой впал, увидев жену на пороге.
Возможно, какая-то часть него до последнего надеялась, что у него начались предсмертные видения, и Талила — нереальна.
— Я приказываю тебе, — прохрипел он и подался вперед, напоровшись на лезвие. Он дернулся, и царапина, оставленная кинжалом, стала глубже. — Уходи.
— Мне придется ослушаться тебя, — сказала она ласково и улыбнулась ему — так, словно речь шла о пустяках. — Надеюсь, ты сможешь меня простить.
— Талила! — простонал Мамору, не замечая, как по шее струилась кровь из пореза.
Самураям пришлось схватить его за плечи и потянуть назад, чтобы он перестал касаться кинжала.
— Принесите кандалы! — велел Император.
— Нет!
— Нет.
Первый крик принадлежал Мамору, второй — тихий, спокойный голос — его жене.
— Нет, — повторила Талила. — Сперва ты отпустишь моего мужа, — сказала она, глядя Императору в глаза. — Он покинет дворец и пройдет сквозь твое войско и удалится на расстояние трех полетов стрелы. И тогда я надену кандалы.
— Много требуешь, глупая девчонка.
— Талила, не смей!
Она дернулась, но не повернулась к мужу, продолжила непримиримым взглядом смотреть на Императора.
— Я тебе не верю. Ни в чем, — выплюнула она, не став скрывать ненависть. — Или так, или... или я сожгу тебя прямо сейчас.
Ее лицо заострилось, взгляд сделался хищным, полным кипящей злости.
— Ты не посмеешь. У меня твой муж, — Император рассмеялся.
— Для самурая смерть — это благо. Я буду счастлива умереть, если смогу при этом забрать тебя с собой, — Талила холодно усмехнулась.
Она не звучала так, словно бросала слова на ветер. Говорила с циничной расчётливостью убийцы.
— Спроси города, которые я сожгла. Спроси людей, которых я убила, — прошептала исступлённо и горько. — Спроси своего советника Горо. Предателей, которых ты к нам подсылал. Они все мертвы. Все.
— Но вы все равно проиграли, — Император перебил ее не без злорадства. — Потому что вы глупы. Ты и мой ублюдочный брат.
Талила скосила глаза на Мамору, которого удерживало четверо самураев. Четверо! Одного, безоружного, подвергавшегося пыткам, ослабевшего. Так сильно он рвался к ней, так сильно хотел помешать свершиться необратимому.
Кинжал больше не упирался ему в горло. Теперь Мамору бросили лицом на татами и давили сверху, а он отчаянно пытался вырваться.
— Все будет хорошо, — одними губами прошептала Талила, перехватив его яростный взгляд.
Ей бы хотелось подойти и коснуться его щеки. В последний раз. Вдруг больше не сможет.
Конечно же, она себя сдержала.
— Ты наденешь оковы на правую руку. И тогда я согласен отпустить его, — сказал Император.
Его люди — советники, министры, вельможи — зашептались, и по помещению пронесся сдержанный вздох.
— Хорошо, — легко согласилась Талила.
Она все равно не собиралась ничего предпринимать до того, как Мамору удалится от императорского войска на три перелета стрелы.
— И мои самураи будут охранять тебя с обнаженными мечами. Одно резкое движение — и ты лишишься жизни.
— А ты — своего пророчества, — она притворно покачала головой. — Какая жалость.
— Дерзи, девочка. Дерзи, — губы Императора скривились в плотоядной улыбке. — Я понял, что мне не нужен от тебя сын. Сойдет и девка. Дитя, которое изменит мир.
Талила не напрасно училась контролировать свои порывы. Вот и сейчас она не вскинула руку и не поднесла ее к животу. Лишь тонко улыбнулась.
Мамору рычал и бился на татами, и вот это по-настоящему разбивало ей сердце.
— Уведите его! Дайте одежду, оружие, лошадь. И пусть отправляется куда пожелает, — Император брезгливо махнул рукой, и самураи рывком подняли его на ноги.
— Талила! — закричал он, когда, наконец, смог говорить. — Я прошу тебя, я умоляю — уходи. Не делай этого, оставь меня!
Все внутри нее зажало в тиски. Она дернулась и сгорбилась, когда на нее опустилась тяжесть того, что она делала. Как это видел Мамору.
Великие Боги, он умолял. Умолял ее...
К глазам прилили слезы, и Талила моргнула. Пусть. Пусть видят, что она плачет. Ее муж не стыдится просить на виду у всех, и она не стыдится тем более.
Никто не помешал ей подойти к Мамору, когда его подвели почти к дверям. Он сопротивлялся все с той же отчаянной яростью, но эту схватку выиграть не мог.
— Уезжай. Пожалуйста. Мы еще увидимся. Войско и полководец Осака ждут. Я люблю тебя, — успела она шепнуть ему и даже коснуться быстрым поцелуем сухих, искусанных губ.
А потом Мамору вытащили в коридор, и она в последний раз посмотрела ему в спину.
Брат-бастард Императора.
Проклятый полководец.
Клятвопреступник.
Убийца ее рода.
Убийца ее отца.
Ее муж.
***
Человек, за которого она умрет.
Глава 31
Что было после того, как закрылись двери, Талила помнила плохо.
Ее выдержки хватило, чтобы довести все до конца: она поднялась на смотровую стену и убедилась в том, что Мамору покинул Императорский дворец. На ее правом запястье уже был защелкнут тяжелый