Жизнь дала мне второй шанс, вторую жизнь — занятная получилась тавтология.
Конечно, после смерти дедушки, воспитавшего меня, там у меня не осталось ничего. Ни семьи, ни домашних питомцев. Но, тем не менее, меня одолевала странная, дикая смесь чувств. Я и верила, и тосковала, и грустила, и радовалась, и страшилась, и надеялась, и ждала…
Я, которую в прошлом мире звали Верой, а нынче красивым именем Варвара, вновь открыла глаза и повернула голову. Соня — то ли моя молочная сестра, то ли подруга-наперсница, то ли служанка, а, может, все и сразу — дремала, примостившись на низкой подставке для ног возле кресла, стоявшего напротив кровати. Ее русые волосы были убраны в простую косицу, и одета она была в скромное, немаркое платье из темной ткани.
Ее имя я помнила, но как, почему, откуда — сказать не могла.
Судя по темноте за окном, я проснулась посреди ночи. Голова неприятно болела, а ссадина на затылке чесалась под повязками. Постель ощущалась непривычно мягкой, и я буквально утопала в десятке подушек, которыми была обложена со всех сторон. Тяжелое, толстое одеяло давило на грудь, и я, с трудом из-под него выбравшись, одернула длинные рукава ночной сорочки. К которой я тоже пока не привыкла.
Я привыкну, пообещала себе. Я обязательно привыкну».
Человек, чью жизнь преждевременно рано и слишком быстро оборвал рак — четвертая стадия, метастазы во все органах — никогда не откажется от такого подарка судьбы. Новая жизнь, пусть даже в другом веке, в совсем другое время! Я была согласна на все. Вот только…вот только в кошмарах приходили жуткие воспоминания настоящей Вареньки.
Холодные ладони старшего брата затыкают рос и нос. Она почти теряет сознание, перед глазами начинают плясать черные круги, а легкие — жечь от нехватки кислорода, когда раздается голос.
— Серж, что вы делаете?! Останутся следы!
И ее отпускают, и она делает судорожный, жадный вдох, пока ее волокут прямо по полу из темного дуба к лестнице со второго этажа, и все тот же голос уверенно приказывает.
— Смерть должна быть естественной! Ни у кого не должно возникнуть ни единого вопроса. Давайте сюда, разольем после немного мыльной воды… Девица поскользнулась и упала, во всем будут виноваты нерадивые слуги, недостаточно насухо вытерли полы…
И ее старший брат подчиняется этому властному, строгому голосу. Ее и впрямь тащат к лестнице, и перекидывают через высокие, резные перила, и сбрасывают вниз…
Ни сожаления, ни тени раскаяния, ни единого колебания.
Старший брат убивает младшую сестру.
А ранним утром слуги натыкаются на ее тело — но уже не бездыханное, ведь в нем живет душа Веры…
Я помнила все это, словно это и впрямь случилось со мной. Технически, так и было, и память тела меня не подвела.
В голове крутились обрывки образов и мыслей. Я что-то подслушала тем страшным вечером, неделю назад. Какой-то разговор вели в малой гостиной трое мужчин, и черные тени плясали по потолку, и прозвучали страшные, жуткие слова, от которых кровь застыла в моих жилах.
Каждый раз, как я пыталась его вспомнить, голова начинала нестерпимо болеть.
Из-за чего брат решился на убийство сестры? Что та могла услышать?..
Я застонала от огорчения, разочарования и злости, и это разбудило чутко дремавшую Соню. Та сразу взвилась на ноги и шагнула к кровати, поправляя измявшееся платье.
— Барышня? — спросила она, с испугом заглянув мне в глаза. — Хотите чего? Попить? Узнаете меня?
В первые несколько дней каждое пробуждение приносило мне только боль. Я не верила, что все вокруг — взаправду. Отказывалась говорить, бормотала страшные глупости, никого не узнавала и не называла по имени.
Теперь понимала, что это — к лучшему.
Потеря памяти мне на руку. Быть может, старший брат передумает меня убивать. По крайней мере — сразу же.
А там уже я во всем разберусь и вспомню, пойму, что толкнуло Сержа на страшный поступок.
И постараюсь отправить его… куда, кстати, тут отправляют убийц? В острог? Тюрьму? Ссылку? Сибирь?..
И кто стоял рядом с братом, кто нашептывал ему в ухо, как лучше обставить убийство сестры, чтобы все подумали на несчастный случай.

Княжна Разумовская Варвара Алексеевна. Девица восемнадцати лет.
— Барышня? — чуть не плача вновь позвала меня Соня.
— Да-да, — я перевела на девушку растерянный взгляд. — Ты… Соня, да? Ужасно болит голова, — я поморщилась вовсе не картинно, а обрадовавшаяся сверх всякой меры девушка упала на колени перед кроватью и, счастливо улыбаясь, вцепилась двумя ладонями в мою руку.
— Барышня! — воскликнула она радостным, горячим шепотом. — Очнулись, барышня! Теперь взаправду очнулись!
Я почувствовала, как по груди разлилось тепло. Перед глазами сразу же появились смутные образы, осколки той прежней девицы, и, сама того не ожидая, будучи под властью чувств, я в ответ крепко стиснула ладони Сони своими ледяными пальцами.
— Ну, будет тебе, будет, — сказала хрипло. — Я, правда, многое, кажется, позабыла… Но вот гляжу на тебя и вспоминаю.
Говорить по-прежнему было тяжело, и — самую малость — страшно. Вдруг сморожу что-нибудь подозрительное? Вдруг скажу не так?..
Соня посмотрела на меня так, словно не могла поверить своим глазам. На мою руку, что сжимала ее ладонь, и вовсе косилась с благоговейным испугом.
Я нахмурилась, решив поразмыслить над этим позже.
Соня же, взяв себя в руки, радостно закивала.
— Ничего, барышня, ничего! Доктор сказал, это пройдет! Как же мы все за вас перепугались, и их сиятельство, и Сергей Алексеевич, и жених ваш…
— Погоди, погоди! — я вскинула ладонь, чтобы ее прервать, и меж бровей у меня залегла глубокая складка. — Жених? Какой еще жених?
Глава 2.Соня посмотрела на меня, широко раскрыв рот, но сразу же закрыла его, клацнув зубами. Я прищурилась: от меня не укрылось, как та отшатнулась, стоило мне взмахнуть рукой. Вкупе с забитым, испуганным взглядом это наводило на очень нехорошие мысли.
Неужели в доме князя били слуг?!
— Так, барышня, неужто забыли? — пролепетала та растерянно. — Ой, горе какое… жених ваш, князь Хованский, Георгий Александрович по батюшке.
Я сосредоточилась, пытаясь откопать образ неведомого жениха в памяти настоящей Вареньки, но ничего не вышло. Ярче всего я помнила тот последний вечер перед смертью. Все остальное же было покрыто липким, плотным, беспросветным туманом.
Кажется, разочарование и раздражение проступили на моем лице. Всхлипнув, Соня втянула голову в плечи, словно готовилась к удару.
Вот как? Неужели ее била та прежняя Варвара?..
— Барышня, доктор вам не велел волноваться! — осторожно пискнула Соня, выждав время. — Бог с ним, с женихом-то и памятью. Главное, что в разум пришли! Потихонечку, помаленечку, все вспомнится.
Ее бормотания удивительным образом успокаивали и вгоняли в сон. Я вновь откинулась на подушки и подложила под щеку сложенные лодочкой ладони.
— Молочка тепленького хотите, а, барышня? Может, саечку вам принести?
Я устало мотнула головой и прикрыла глаза.
Почему она говорила с Варварой, словно с малым ребенком? Взрослая уже девица, на выданье. Жених есть! А все молочко да саечки…
Под бормотание Сони я не заметила, как уснула. Второй раз проснулась уже ранним утром: не размыкая глаз, почувствовала на лице теплые, солнечные лучи. Комнату заливал не только яркий свет, но и пение птиц. Мне захотелось всласть потянуться, но тело напряглось прежде, чем осознал разум: я была в комнате не одна. И вторым человеком была не Соня.
Похолодев от ужаса, я открыла глаза, уже зная, кого увижу перед собой. Вся сила воли потребовалась мне, чтобы не закричать в ужасе не отшатнуться, забившись в самый дальний угол кровати, когда я увидела Сержа. Он сидел на кресле, закинув ногу на ногу — совсем как в ту ночь — и небрежно читал утреннюю газету.