Между тем страны Антанты начали активно помогать Польше – деньгами, оружием, снаряжением. В Варшаву прибыли военные советники. Польская армия, отходя за Буг, а затем Нарев, на северном участке фронта одновременно группировала в районе Люблина свои основные силы для контрудара, о чем командование Красной армии не знало. Вот что пишет в своих мемуарах о происходивших в тот период событиях Чуйков:
При организации наступления Красной армии на втором этапе после форсирования Буга и Нарева Реввоенсоветом и командованием фронтов Красной армии был допущен ряд серьезных просчетов. Не было учтено, что полки и дивизии понесли значительные потери, тылы далеко отстали от фронта, подвоз продовольствия почти прекратился, люди устали, лошади падали от истощения. Заготовить что-либо из местных ресурсов не удавалось – старый урожай был съеден, а новый еще не созрел. Вместо удара главными силами двух фронтов – Западного и Юго-Западного – на Варшаву Западный фронт повел свои армии севернее Буга и Нарева в обход столицы с севера. Части Юго-Западного фронта шли на Львов. Таким образом, два фронта наступали по расходящимся направлениям. Прямо на Варшаву двигались слабенькая Мозырская группа и 16-я армия, которые не могли противостоять войскам белополяков, сосредоточенным, как оказалось позднее, в районе Люблина. И, наконец, наступление барона Врангеля из Крыма создало реальную угрозу захвата Донбасса, что потребовало также отвлечения войск и боеприпасов…
И далее еще один непредвзятый штрих:
Войска сильно устали, подвоза продовольствия с тыла не было. Завидя картофельное поле, красноармейцы набрасывались на него, и никакими силами невозможно было их согнать и продолжать движение, пока они не наполнят свои котелки картофелем. Управление войсками было нарушено отставанием штабов дивизий. Плохо организованная разведка не могла заранее обнаружить ударную группировку противника (две армии) на реке Веприс.
Пятнадцатого августа польская армия перешла в решительное контрнаступление, в результате которого были окружены войска Западного фронта. Вновь закипели жестокие бои. Забегая вперед, скажем, что в ходе польского наступления, по разным оценкам, погибло более 25 тысяч бойцов и командиров Красной армии, еще 66 тысяч попали в плен. Кроме того, почти 50 тысяч человек (4-я армия, две дивизии 15-й армии и весь 3-й конный корпус) Западного фронта, прижатые к границе Восточной Пруссии, не могли прорваться на восток, перешли в Германию, где и сложили оружие. Позже они были интернированы. «…Нам не хватало сил довести войну до конца, – писал В. И. Ленин. – При нашем наступлении, слишком быстром продвижении почти что до Варшавы, несомненно, была сделана ошибка… и эта ошибка вызвана тем, что перевес наших сил был переоценен нами».
В течение двух месяцев польские войска захватили в Белоруссии города Белосток, Лиду, Волковыск и Барановичи, а на территории Украины – Ковель, Луцк, Ровно и Тарнополь[13]. Но дальше развить успех им не удалось. Обе стороны перешли к обороне. 12 октября в Риге было подписано перемирие. А в марте 1921 года был подписан выгодный для Варшавы Рижский мирный договор, в соответствии с которым в состав Польши вошли Западная Украина и Западная Белоруссия. Они оставались там до сентября 1939 года. Но об этой странице истории еще пойдет речь впереди.
Мы же продолжим рассказ о трагических для Красной армии днях лета и осени 1920 года. Чуйков вместе со своим полком сполна испил всю горечь отступления. За это время он десятки раз побывал под артиллерийскими обстрелами, прошел сквозь ливни пулеметного огня, выстоял в штыковых атаках… А в польском городе Пултуске едва не расстался с жизнью. В очередной раз.
В тот день он вместе с конной разведкой в числе последних отходили к переправе. Неожиданно на одной из окраинных улиц загремели выстрелы. Помчались туда, поскольку там могли находиться бойцы полка. Несясь рысью вместе с ординарцем Петром Соломиным, Чуйков услышал выстрел, и тут же его лошадь тяжело рухнула на землю.
Перелетев через голову коня, он быстро встал на ноги и посмотрел в сторону небольшого кирпичного особняка. Именно оттуда прилетела пуля. Вскоре прогремел новый выстрел. Пуля буквально просвистела над головой. Чуйков увидел в окне второго этажа руку в белой перчатке с блестящим револьвером. Он рванулся к двери, что выходила на улицу, быстро взбежал на второй этаж. В первой комнате никого не оказалось. Ворвавшись в соседнюю, Чуйков на мгновение застыл от неожиданности. Можно сказать, растерялся. У окна стояла молодая женщина с браунингом в правой руке. Резко развернувшись, она почти в упор выстрелила в Чуйкова. К счастью, не попала. Следующего выстрела не последовало.
– Что, патроны закончились? – крикнул Чуйков, направив свой револьвер в сторону женщины.
Бросив на пол оружие, она, сверкнув глазами, полными враждебной ненависти, ответила:
– Да, пан…
Что происходило в комнате дальше – в воспоминаниях Чуйкова об этом нет ни слова. Ныне, через версты времени, мы можем лишь выстраивать различные версии. Сам же он эту страничку своей биографии завершил так: «Возвращаясь с трофейным браунингом, я встретил на лестнице спешившего ко мне ординарца Соломина. У дверей на улице стоял начальник конной разведки Гурьянов и с ним трое разведчиков. Я сел на запасного коня и поскакал к переправе…»
Любая война состоит не только из побед. Также в исторических летописях нельзя отыскать непобедимых армий. Израненные, истощенные части Красной армии беспорядочно катились назад. Прикрывая окруженные главные силы бригады, полк Чуйкова отступал от Полтуска. В дальнейшем к чуйковцам присоединился 44-й стрелковый полк. Путь лежал на восток, в полосе, ограниченной с юга железной дорогой Белосток – Варшава и с севера шоссейной магистралью Белосток – Замбрув – Вышкув. Двигаться приходилось вне дорог, в основном по полям, где посевы делились частыми межами, что сильно затрудняло движение как людям, так и лошадям. Из-за малочисленности личного состава, нехватки боеприпасов отступавшие старались не ввязываться в бои с противником.
Между тем положение становилось все сложнее и сложнее. В районе шоссейной дороги Замбрув – Чижово, куда полки вышли в один из августовских дней, Чуйков опять едва не погиб. И причиной стала его бесшабашность. Для выяснения обстановки у шоссе, он направил туда конных разведчиков, а сам стал наблюдать за их действиями с крыши сарая.
В какой-то момент ему показалось, что разведчики очень медленно продвигаются вперед, прячутся за кустами и деревьями, чего-то выжидают. Чуйков не выдержал, крикнув своему ординарцу Петру Соломину: «Подать коня!». Быстро спустился с крыши, вскочил в седло и поскакал к разведчикам. Разгоряченный, Чуйков на какое-то время потерял бдительность, и оказался в стане врага. Вот как он сам рассказывает о том, что происходило дальше:
Проскочив линию разъездов и дозорных, перевалив через бугор, я очутился в двухстах метрах от населенного пункта, через который проходило шоссе. Посреди улицы увидел человека в военной форме, опиравшегося на винтовку. Остановив коня, я крикнул: «Какой части?» – и тут же услышал ответ по-русски: «Подъезжай ближе, тогда скажу». В этом ответе я уловил небольшой польский акцент с ударением на предпоследнем слоге, и понял, что передо мной противник. Присмотрелся внимательно. За домами и палисадниками скрывались солдаты, кавалеристы, которых выдало позвякивание удил у лошадей.
С быстротой молнии сознание уловило, что я попался в ловушку.
Надо было действовать, и действовать без промедления.
Будто ничего не замечая, я тут же крикнул в ответ военному:
– Ты что, боишься меня одного? Тогда пошли кавалеристов, которые прячутся за домами, и мы выясним, кто я и кто вы!
Я надеялся, что, как только он сам или кавалеристы решатся выехать ко мне на переговоры, я поверну своего коня и, надеясь на его резвость, сумею ускакать от них. Ведь солдаты побоятся стрелять по мне через своих. Но военный ответил, что он из 47-го полка и кавалеристов посылать не будет.
Теряя надежду, я все же спросил:
– Сорок седьмой полк? Какой бригады?
– Пятнадцатой.
Тут стало ясно: чем дольше я буду говорить, тем лучше солдаты противника в меня прицелятся. То, что передо мной противник, я уже не сомневался. И решил, как говорят, погибать – так с музыкой. Крикнув врагу: «Ты, сволочь,