Хотя тот сам чуть было все не испортил. «Сэр Реджинальд, а какого роста был Джеффри Смит?» Причем этот глупый вопрос прозвучал в зловонном воздухе кузни не единожды.
Барлинг решил в тот миг, что уши сыграли с ним злую шутку, и уставился на Стэнтона. Он ведь как раз осматривал кузню и меньше всего хотел, чтобы кто-то помешал ему сделать все в соответствии с заведенными порядками и приемами.
Убийство произошло в собственной кузне Смита. Свидетелей нет.
Осмотр кузни. В этот момент он должен был сосредоточиться только на осмотре и ни на чем другом. Но, влекомый личными воспоминаниями, Стэнтон открыл рот и мигом нарушил весь порядок.
Смерть вызвана переломом черепа. Орудие убийства — тавро. Лицо повреждено тем же предметом.
Обычная картина для подобных убийств. За долгие годы в суде Барлинг не раз видел, как в делах законных страсти чересчур часто берут верх над фактами и трезвым отстраненным взглядом. Закон между тем должен опираться на внятное непротиворечивое рассуждение. Дела делаются именно так, и эмоции тут ни к чему. В Клэршеме же страсти били через край.
Тело обнаружила дочь убитого Агнес Смит.
Взять хотя бы вполне объяснимые эмоции этой самой Агнес Смит. Она не только столкнулась с горькой утратой близкого человека, но и самолично сделала ужасающую находку. Отдельная тема — ее агрессивный напор. Барлингу не так уж часто встречались молодые женщины, настолько рьяно жаждущие вздернуть человека.
Тело погребено при церкви — возможности осмотреть его не было.
В случившейся под стенами кузни суматохе он ждал — и даже боялся, — что Агнес Смит вот-вот вырвет Линдли из рук Стэнтона и расправится с ним на месте. Сделать это было бы не так уж и сложно — охранник из посыльного получился так себе. Барлинг покачал головой.
В убийстве подозревается Николас Линдли — беззаконник, назвавшийся нищим.
Барлинг вполне мог понять истоки кровожадной мстительности селян — безграмотные и невежественные всегда поддаются эмоциям. Ждать от них должного исполнения правосудия не приходится, добиться его — задача Барлинга. Бремя тяжкое, но он с радостью готов был принять его ради своего короля.
Линдли клянется в своей невиновности.
Ему снова вспомнился вопрос Стэнтона о росте Смита, и Барлинг вздохнул. Само собой, он и сам подумал об этом при первом же взгляде на Линдли. Просто решил помалкивать, что определенно стоило сделать и Стэнтону. Когда Эдгар показал тавро, рост Линдли потерял всякое значение. С помощью такого оружия даже менее рослый человек смог бы нанести серьезные увечья превосходящему его ростом и силой противнику. Чтобы от наблюдений был толк, надо раскладывать их по порядку, а не разбрасывать тут и там. Нужна цельная картина.
Линдли среднего роста и телосложения. Он не выглядит человеком сколько-нибудь выдающейся силы.
Руку Барлинга свело судорогой, и он расправил пальцы, вновь зевнув. Оставалось всего ничего, прежде чем он наконец-то ляжет спать. По своей давней привычке клерк строчка за строчкой записал все свои соображения и наблюдения.
А потом по тому же обычаю взялся перечитывать написанное.
После «свидетелей нет» он поставил вопросительный знак.
Подчеркнул «не выглядит» в словах «Он не выглядит человеком сколько-нибудь выдающейся силы» и дописал: «Но оружием было тавро».
И наконец, добавил еще одну строчку:
«Почему Николас Линдли захотел убить Джеффри Смита?»
Тут Барлинг удовлетворенно отложил стило. Порядок. Метод. Вот залог правосудия. Он всегда это знал.
Строчка за строчкой, строчка за строчкой.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Еще вчера Хьюго Стэнтон думал, что у него выдалось скверное утро — ноющее после избиения тело, опоздание в суд, озлобленный Барлинг…
Но в этот начавшийся с жары день в Клэршеме ему предстояло остаться наедине с тем, кого обвиняли в жесточайшем смертельном избиении другого человека, чтобы расспросить его об убийстве.
После этого он будет разговаривать с селянами.
Вот только во всем этом нет ни малейшего смысла.
Барлинг велел ему заняться этими делами для вида и только.
Он едва передвигал ноги, будто надеясь, что каким-то невероятным образом никогда не дойдет до клэршемской темницы, — но все же дошел.
Там Стэнтон повернулся к приставленному к нему по распоряжению Барлинга здоровяку:
— Отомкните, пожалуйста.
Мужчина даже не ответил, на его лице застыло едва скрываемое презрение. Слова Эдгара о том, что Стэнтон помешал намечавшемуся было повешению, уже наверняка успели разойтись по всей деревне.
— Линдли! Отойди от дверей! — Мужчина подкрепил свои слова ударом кулака в дверь.
Стэнтон постарался расправить плечи. Лучше уж неучтивый здоровяк, чем вообще никакой защиты.
Однако с утра Барлинг вызвал его к себе и дал самые недвусмысленные инструкции: «Говорите с Линдли только наедине, Стэнтон. Присутствие человека Эдгара будет означать присутствие самого Эдгара. Я не хочу дополнительных препятствий моему расследованию — с меня хватит и вчерашнего. Это ясно?»
Стэнтон только кивнул, так и не решившись просить разрешения войти в темницу вместе со слугой. По одному виду клерка, восседавшего за усыпанным документами столом, было ясно, что такая просьба не имеет ни малейшего смысла. А еще Барлинг в очередной раз напомнил ему, кого именно считает виновником всей этой неразберихи.
Слуга распахнул дверь и угрюмо кивнул Стэнтону:
— Проходите, сэр.
Стэнтон глубоко вдохнул, чтобы успокоить нервы и глотнуть напоследок свежего воздуха, а потом шагнул в затхлую темень. Ребра ныли уже заметно слабее, чем накануне. Это, пожалуй, было единственным, что стало лучше со вчерашнего дня.
— Линдли? — уверенности в его голосе было гораздо больше, чем оставалось в самом Стэнтоне при звуке захлопнувшейся за спиной двери. — Это я, Хьюго Стэнтон. Человек короля.
Лучше бы он откусил себе язык, чем представлялся таким титулом.
Утреннее солнце добавило в это горестное место немного света.
Линдли поднялся с пола на достаточно безопасном расстоянии, сжимая одну руку в другой:
— Доброго вам утра, сэр.
— И вам. — Стэнтону странно было слышать обращенное к нему «сэр» и не ответить тем же. Несмотря на грязь и отрепья, Линдли изъяснялся достаточно грамотно — Стэнтон заметил это еще накануне. Как заметил и то, что покрытые грязью башмаки беззаконника сшиты из гораздо лучшей кожи, чем его собственные. Этот человек был загадкой, но у Стэнтона не было ни малейших способностей