— А теперь ступайте, я хочу умыться перед ужином. — Барлинг поцокал языком. — Похоже, этим бельем сметали паутину. Хотя вот она, вся на месте.
— Да, сэр. — Стэнтон быстро поклонился и двинулся к дверям, не чая поскорее оказаться в коридоре. Уже очень скоро его ждет встреча с Линдли и селянами. Возможность впервые за этот бесконечный день ускользнуть из-под взгляда Барлинга и остаться наедине с самим собой придаст ему новых сил. И несколько глотков эля тоже не помешают.
— Стэнтон?
Ну что тебе еще?
— Да, сэр?
— Займитесь тем же, чем и я. Ну или хотя бы постарайтесь. Нельзя являться за стол к Эдгару в вашем нынешнем виде.
Стэнтон решил, что ослышался:
— За стол к Эдгару? Мне?
— Ну конечно. Я же объявил вас своим помощником. Придется соответствовать.
Так значит, ему и вечером никуда не деться от всевидящего ершистого клерка — и вздорного ругливого Эдгара вдобавок.
— Да, сэр. — Он отвесил еще один поклон и закрыл за собой дверь.
А потом изрыгнул в пустом коридоре целую серию беззвучных проклятий.
Его уход с поста тайного королевского гонца на место посыльного при выездной сессии суда был радостным событием — первым шагом к окончательному отказу от любой службы королю. Теперь же его затаскивали обратно, заставляя брать на себя бремя носителя воли короля. Стэнтон запустил пальцы себе в волосы и выругался еще раз.
Ясно было одно: он больше никогда в жизни не позволит себе проспать.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Долгожданный покой. Даже лучше — уединение.
Барлинг уселся за исцарапанный стол, который он велел слугам перетащить к себе в комнату.
В просторном помещении было все, что требовалось ему для удобства. Восковые свечи источали чистый ровный свет, который наполнял душу радостью. Однако незаменимый при письме, свет этот уже успел привлечь в комнату несколько больших бурых мотыльков — по случаю теплой душной ночи ставни на окнах были широко распахнуты. Кроме того, свет свечей позволял увидеть печальное состояние комнаты. Всему в усадьбе требовались или починка, или замена. Комковатый перьевой матрас на большой кровати вонял сыростью. Белье и богатые шерстяные покрывала пестрели множеством крошечных, проеденных молью дыр. В том же состоянии были и тяжелые желтые шторы с вышитыми листьями, которые свисали с резного карниза над окном, дабы не впускать в комнату свет и удерживать в ней тепло. Камыша на полу не было.
Но Барлинг был неприхотлив. Его давняя студенческая каморка в Париже была и того хуже. Он хотя бы не увидел здесь ни одной крысы. По крайней мере пока.
Все, что ему было по-настоящему нужно, уместилось на стоящем посреди комнаты столе — несколько манускриптов с законами, которые он прихватил с собой для справок, чистые листы, печать, красный сургуч для писем. Дорогой пергамент для отчетов. Чернильница с крышечкой — роговой пузырек, успевший пожелтеть и стать абсолютно гладким за те долгие сотни часов, что Барлинг им пользовался. Вощеная дощечка для записей с девственно-чистой поверхностью, терпеливо ожидающей первых букв. Коллекция отличных стило и ножик для их заточки. И наконец, запечатанное письмо за подписью архиепископа Йоркского.
Барлинг поднял стило и, удерживая подступившую вдруг зевоту, внимательно осмотрел его кончик в подрагивающем свете. Потом потянулся за ножиком, чтобы привести свой инструмент в надлежащий порядок. Час был поздний, и кровать настойчиво звала его натруженные члены в свои объятия, но Барлинг отлично знал, что составление документов не стоит откладывать на потом. Особенно в таких делах, как нынешнее, которое было донельзя запущено по вине нетерпеливого и некомпетентного сэра Реджинальда Эдгара.
Будь Эдгар достоин своего титула, он представил бы дело де Гленвилю и другим судьям в Йорке так, как это полагается, и тогда оно именно там и рассматривалось бы — в суде, как и положено. Кончик стило обломился от слишком сильного нажатия, и Барлинг взял новое, досадливо хмурясь из-за своей несдержанности.
Нельзя позволять себе так злиться из-за того, что его отправили в Клэршем. Какой бы утомительной ни была дорога сюда, как ни сложно было поладить с Эдгаром и разобраться в здешнем хаосе, Барлинг свято чтил возложенную на него королем миссию — нести закон и порядок во все уголки этой великой земли.
Его глаза снова остановились на письме архиепископа. Этот документ разрешал любому рукоположенному священнику в случае необходимости совершить все необходимые для ордалии действия.
И священником этим будет племянник Эдгара, малоприятный Уильям Осмонд. Этим вечером он присоединился к общей трапезе, алчно поблескивая своими маленькими глазками при любом упоминании об ордалии каленого железа. Причем, судя по всему, мысль о самом каленом железе интересовала его гораздо сильнее, чем подробности ритуала.
— Насколько сильно его надо раскалить, Барлинг? Докрасна или добела?
От такого вопроса вновь напившийся сверх всякой меры и оттого безмерно же благодушный Эдгар расхохотался так сильно, что в его распахнутом рту стали видны полупережеванные куски говядины. При этом он размахивал кулаком, в котором плашмя зажал лезвие собственного ножа.
Барлинг попытался осадить этот неуместный пыл:
— Вполне возможно, что это и не понадобится, сэр священник. Сила ордалии отчасти заключается в самом ее ожидании. К тому же не забывайте, что мне предстоит немало работы, прежде чем мы перейдем к этому шагу.
— А хоть бы и так. — Теперь Эдгар прижал лезвие ножа к руке племянника и зашипел: — Ш-ш-ш-ш-ш… Каково, а?
Тут уже оба принялись хохотать, пока у них на глазах не выступили слезы.
Сидящий напротив Барлинга молчаливый Стэнтон тоже выпил немало, но, в отличие от хозяина усадьбы, вино его ничуть не развеселило — обиделся, видно, на замечания по поводу своего недостойного поведения. Барлинга весьма озадачили туманные намеки парня касательно личного участия де Гленвиля в назначении его посыльным. Судья и правда попросту известил старшего клерка о прибытии Стэнтона, не вдаваясь в подробности. Ну и пусть. Барлинг непременно докопается до правды, но в другой раз. Дел ему сейчас и без того хватало, причем гораздо более срочных.
Он вдавил свежезаточенный кончик стилуса в дощечку и начал первую из своих записей: Джеффри Смит: убит. Июня четвертого дня года Господа нашего 1176-го.
Вино ничуточки не развязало парню язык — посыльный молчал весь вечер напролет.
В деревне Клэршем, что в графстве Йоркшир.
Посыльный ли? Кто знает. Стилус двинулся дальше.
Кузнец. Тайное убийство.
Теперь Стэнтон был его помощником в самой неподходящей для таких игр ситуации. Хорошо,