Беготня в порту и попытка получить ещё несколько таких же пулемётов, стоящих на вооружении республиканских эсминцев в достаточном количестве, сразу результата не дала, хотя все и пообещали решить вопрос в ближайшее время.
В итоге наш конструктор поставил присланные с очередной поставкой самолётов ШКАСы, выпросив их у зампотеха аэродрома. Конечно, они не могли похвастаться той огневой мощью, что прежние крупнокалиберные «Браунинги», но всё же были значительно лучше, чем «пукалки» имени Дегтярёва.
* * *
Лёха подошёл к самолёту, щурясь на солнце, и украдкой стал рассматривать нового штурмана. Вместо Кузьмича ему выдали молодого белобрысого парня из Белорусского авиаотряда. Его рекомендовали, как старательного и грамотного штурмана.
— Как звать-то? — поинтересовался Лёха, когда они готовились к вылету.
— Степан, — коротко ответил тот, сосредоточенно рассматривая карту.
— А откуда сам?
— Из Сибири. Иркутск. — Новый штурман был не многословен.
— А! Это у вас медведи прямо по дорогам ходят! — пошутил Лёха, стараясь расшевелить товарища.
— Не! Ну это врут! Откуда у нас в Сибири дороги… — степенно ответил новый член экипажа, проявив некоторое чувство юмора.
Лёха одобрительно хмыкнул.
— Ну, Степан, ты, главное, не теряйся. А если что увидишь — кричи в телефон!
Новый штурман кивнул, но выглядел несколько напряжённым, как натянутая струна на гитаре.
Обсудив со штурманом план полёта, Лёха полез устраиваться в кабине. Старая, знакомая приборная панель, привычный запах авиационного масла и пыли, солнечные блики на остеклении — всё это казалось чем-то родным, несмотря почти месяц отсутствия.
— Ну что, экипаж, парашюты пристегнули? — бросил Лёха в рацию, закончив стартовую подготовку.
— Курс готов, — спокойно ответил Степан.
Лёха усмехнулся. Парень основательный, это видно. Ну, посмотрим.
— Моя всегда готова орден получать, камандира! — влез со свей идеей фикс Алибабаевич.
* * *
Запустив моторы своего любимого, правда, несколько пошарпанного за время отсутствия бомбера, Лёха начал медленно выруливать на старт. Сегодня был знаменательный день — он вылетал обеспечить проводку парохода, на котором собрались ставшие ему дорогими люди.
Лёха пролетел над пароходом и, наклонив самолёт, покачал крыльями, передавая немой привет тем, кто был на палубе. Снизу мелькали маленькие фигурки, машущие ему в ответ. Ему хотелось верить, что он видит Кузьмича.
Моторы ревели, и их гул отдавался в кабине, солнце отражалось на воде, создавая обманчивое впечатление спокойствия и безопасности. Лёха заставил себя выгнать ощущение тревоги — он сделал всё, что мог, и даже немного больше.
«И Кузнецову удачи, как и в прошлой реальности», — пронеслась мысль, вызывая у Лёхи лёгкую улыбку. И пусть теперь в честь него назовут не этого недомерка, пребывающего в вечном ремонте, а нормальный авианосец!
— «Кузя!» — поржал про себя Лёха. — Пусть будет и в честь Кузьмича Кузьмичёва, — думал он, выныривая из грусти и возвращаясь к своему нормальному состоянию разгильдяйства и пофигизма.
* * *
— Что-то правое шасси не вышло… — с лёгким удивлением сказал Лёха, когда они уже заходили на посадку.
— Камандира, правая нога нет, — донесся в шлемофоне голос Алибабаевича.
Лёха кинул быстрый взгляд на индикаторы и сквозь зубы выругался и нахмурился.
— От невезение… точно не вышло.
Он дёрнул рычаг уборки-выпуска еще раз, но правое шасси продолжало упорно сидеть в створках.
— Алибабаич! Попробуй резервную ручку покрутить, — дал он команду в рацию.
— Ручка совсем не идет, — через минуту натужено пыхтя отозвался стрелок.
— Ладно, попробуем вытрясти, экипаж, держитесь, сейчас трясти будет, — буркнул он в рацию и, сжав зубы, закрутил самолёт в серию энергичных манёвров, пытаясь вытряхнуть застрявшее шасси. Самолёт мотало из стороны в сторону, Алибабаевич в хвосте наверняка ловил все эти виражи особенно остро. Шасси появляться отказалось.
Лёха и перешёл к более жёстким виражам. Виражи, рыскание, даже попробовал пару резких горок. Но шасси, зараза, даже не дёрнулось.
— Не идёт, командира, — доложил Алибабаевич из хвоста, выглядывая в иллюминатор.
— Сам вижу, — проворчал Лёха.
— Внимание экипаж, пристёгиваемся. Кто умеет — крестится, кто не умеет — сейчас научится, — с мрачной иронией выдал Лёха в переговорник.
— Штурман, отползай подальше и верхний люк со стопоров сними, если что, выбираться будешь… — дал команду наш герой.
Земля стремительно приближалась. Одноногий самолёт снижался. Лёха держал машину с небольшим креном влево, надеясь пробежать на одной ноге как можно больше и загасить скорость. Снижение было ровным, ветер не сильно мешал. Оставалось только надеяться, что самолёт не начнёт заваливаться, когда одна нога коснётся земли. Касание! Самолёт подскочил, и тут же его накренило вправо, Лёха отработал педалями и штурвалом, и в этот момент раздался хлёсткий металлический щелчок — шасси с глухим лязгом выскочило из створок и встало на место.
Самолёт плавно коснулся земли и осел на обе стойки, прокатился по траве и остановился. В наушниках повисла тишина.
— Это потому что я Аллаха сильно просил! — раздался в шлемофоне голос Алибабаевича, — Камандира, а может самый маленький медаль за такой посадка положен? — поинтересовался озабоченный орденоносец.
— Да уж, вроде все целы, — пробормотал Лёха, глядя на панель, — Ты Алибабаевич готовься! Сейчас набежит толпа и будешь отписываться, как ты грязными руками самогонку в нишах ставил.
— Командира! Моя руки мыла! Всегда рука чистый был! — возопил в рацию возмущенный таким поклёпом стрелок.
— То есть про саму самогонку ты не возражаешь? Занесешь начальственный камым тогда! — поржал Лёха, снимая стресс.
— Офигенно сели, командир! — выдал длинную тираду возбужденный штурман.
Лёха отстегнул ремни, вытер пот со лба и хмыкнул.
— Ну вот видишь, Стёпа, с почином тебя!
Середина июля 1937 года. Авиазавод около города Аликанте…
Видимо, разговор Кузнецова и Алафузова всё-таки состоялся, и Лёха получил самолёт. Ну, честно говоря, что значит «получил»?
Он договорился с начальством, регулярно летал на своей СБ-шке в разведку, в основном над морем, а после полётов, как сам выразился, «в свободное от работы время», собирал свой новый самолёт.
К раздаче основного пирога из поступившей авиатехники он опоздал, так что по привычному советскому остаточному принципу ему достался И-16, присланный «из наличия». И даже огромные деревянные ящики с этим бортом резко отличались от остальных — новых, пахнущих лаком и