Спустя минут двадцать, когда он уже почти отловил Николая Герасимовича — «он вот прям сейчас тут был, но отошёл», его вдруг резко перехватил посыльный. Парень выглядел так, будто пробежал полгорода, и, хватая ртом воздух, выдал:
— Товарищ Хренов! Бегом в штаб, срочно!
Лёха закатил глаза.
— Прямо срочно?
— Срочнее некуда!
Ну что ж, срачнее — так срачнее. Не сказать, чтобы бегом, но товарищ лётчик переключился с расслабленного авиационного шага на вполне себе бодрую рысь. Он припустил в сторону штаба, и вскоре его благородный аромат «Agua Lavanda Puig» окончательно смешался с портовым перегаром, рыбным душком и запахом горячего железа.
Влетев в штаб, Лёха первым делом огляделся, выискивая Кузнецова, но быстро понял, что начальника здесь и в помине нет. Зато был дежурный по штабу, который, как выяснилось, и послал за ним.
— Хренов! Ты же лётчик! — встретили его с порога.
— Скорее да, чем нет, — прищурился Лёха, подозревая подвох.
— Как рисуется знак самолёта на карте?
Лёха моргнул.
— Серьёзно?
— Ну конечно! Мы тут не знаем, как правильно его рисовать!
Лёха медленно перевёл взгляд на карту.
— То есть, — протянул он, пытаясь осознать степень идиотизма ситуации, — меня срочно выдернули, и я бегом нёсся через весь порт, чтобы объяснить, как нарисовать знак самолёта на карте?
— Ну да, — человек совершенно искренне не мог понять степень Лёхиных претензий. — Так как рисовать-то⁈
Лёха поднял бровь и задрал глаза к потолку.
— Ты подводную лодку рисовать умеешь?
— Конечно! Вот, например!
— Ну вот так же, только с крыльями!
Штабист обиженно уткнулся в карту, а Лёха вышел в коридор, собираясь добраться наконец до начальства и потребовать, чтобы его ценную тушку использовали по назначению.
И тут же был перехвачен Кузнецовым.
— О! Нашлась моя потеря! — радостно объявил командир. — За мной!
Глава 13
Хроники альтернативного будущего
Начало июля 1937 года. Кабинет Кузнецова в арсенале Картахены.
Лёха стоял по стойке «смирно»… насколько вообще эта стойка совместима с расхлябанными авиаторами. Он глядел прямо перед собой, изо всех сил пытаясь не дать лицу растянуться в идиотской улыбке. Кузнецова он не видел больше месяца, и, чего уж там, был рад его увидеть почти так же, как встречают родного человека после долгой разлуки.
Да только сам Кузнецов выглядел… странно. Обычно собранный, сосредоточенный, спокойный и слегка насмешливый, он сейчас сочетал в себе противоречивые эмоции. С одной стороны, в его взгляде читалась радость — Лёха жив и стоит перед ним — пусть и с изрядной долей скепсиса. А с другой… с другой стороны, в глубине глаз пряталось какое-то напряжение, словно его что то сильно волновало и он что-то недоговаривал.
В первый момент всегда собранный и отглаженный Кузнецов расчувствовался и обнял Лёху, потом отстранился и внимательно рассмотрел нашего героя. Этот жест, простой и искренний, капитально выбил Лёху из колеи.
— Ну что, Алексей, опять где-то чертей гонял? — наконец сказал Кузнецов, внимательно оглядывая Лёху с ног до головы. — Смотрю, цел и даже выбрит. Удивительно просто.
— А как же! Я теперь личность широко известная в узких кругах! — Лёха изобразил гордость, но командир не улыбнулся в ответ, лишь кивнул и жестом пригласил его присесть.
Наш попаданец подробно рассказывал о своих приключениях. Он рассказал про отличные летные данные немецкого «Шторьха», про заброску группы, про атаку туннеля, про эпопею с добыванием бензина, про немецкий «Хенкель»… И ему показалось, что Николай Герасимович оттаял и искренне переживает всё произошедшее.
В какой то момент Кузнецов снова ушёл в свои мысли и Лёха буквально замер, не зная что предпринять, боясь нарушать задумчивость своего командира. Через какое то время начальник оторвал взгляд от стола, будто только что вернулся из далеких мыслей.
— Ты давно не читал советских газет?
Лёха фыркнул.
— Где же я мог их читать? У Франко подписку оформить или в кабине угнанного самолёта раздобыть? Да и времени не было, когда под самолётом бензином обливались.
— И радио тоже не слушал?.. И ничего не знаешь?..
Командир смотрел на нашего исключительно героя серьезно.
— Одиннадцатого числа состоялся суд над Тухачевским, Уборевичем, Корком, Якиром… — он выдохнул и будто бы сам не верил в то, что говорил дальше. — Они вели вредительскую работу, пытались подготовить наше поражение в будущей войне. Хотели восстановить власть помещиков и капиталистов.
— Что⁈ Серьезно⁈ — вырвалось у Лёхи.
Кузнецов молча достал из стола газету, развернул и подал ему.
— Вот здесь…
Лёха скользнул глазами по строчкам, но буквы прыгали, словно издевались. Он заставил себя вчитаться:
«Двенадцатого июня сего года суд приговорил подлых предателей и изменников к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор приведён в исполнение в тот же день.»
Лёха шумно выдохнул.
Якир — предатель и изменник⁈ А маршал Тухачевский — бонапартист⁈ Эйдеман, Уборевич, Путна — прославленные герои гражданской войны — и все они тоже враги народа⁈
— Чудовищно, — согласился советник. — Невозможно поверить. Но ты же сам прочитал…
«Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» — в голове попаданца из будущего всплыла крылатая фраза. Вслух он предпочёл не комментировать свои мысли.
Кузнецов наконец тоже хмыкнул, но взгляд у него оставался напряжённым и сосредоточенным.
— В ближайшие дни я сдаю дела Алафузову и убываю в Москву, — продолжил он, вставая и начиная ходить по кабинету. — В распоряжение Народного Комиссариата Обороны. «Для личной информации», как они выразились в телеграмме.
Было видно эта формулировка очень нервировало Кузнецова.
Лёха катнул желваки и прищурился. «Личная информация» в нынешние времена могла означать что угодно, включая очень нехорошие вещи. Он помнил, что в его прошлой жизни сам Кузнецов счастливо избежал репрессий, но как оно пойдет в этой реальности…
— Николай Герасимович, будьте аккуратнее там, на Родине. Видите, куда всё выруливает, — Лёха попытался иносказательно предупредить командира.
Кузнецов остановился, внимательно посмотрел на Лёху, пожевал губы, прошёлся по кабинету, обдумывая что-то, и, наконец, спросил:
— Как думаешь, будут развиваться события?
Лёха глубоко вдохнул, понимая, что разговор стал серьёзным и острым.
— Думаю, с придуманными внутренними врагами