Кнюппель выругался, сплюнул недоеденный кусок хамона и бросился к машине. За ним побежали все, кто был поблизости.
Из кабины, цепляясь за борта, вылез мальчишка — тот самый новенький, которого он утром отправил в патруль.
— Доннерветтер… — кто-то выдохнул.
«Я же отправил его в самый безопасный патруль! В тыл!» — в отчаянии лихорадочно раздумывал Кнюппель.
Да, да! Это был сам Хейно Капутнахер.
Он держался за задницу, ноги у него подгибались, а лицо было мокрым от слёз и пота.
Он рыдал. Нет, не просто плакал — это была настоящая истерика.
— Что с ним⁈ — спросил кто-то, но Капутнахер не мог выговорить ни слова, только судорожно всхлипывал.
Вперёд протиснулся медик, расталкивая толпу, и, не церемонясь, сдёрнул с немецкого лётчика штаны.
И тут кто-то присвистнул.
На белой коже упитанной задницы молодого пилотаровной линией шла здоровенная… Нет. ЗДОРОВЕННАЯ! Длинная и ровная, глубокая кровавая царапина, пересекающая его задницу наискосок.
Мальчишка ещё всхлипывал, а медик уже рылся в своей сумке, вытаскивая бинты и йод.
— Вот ведь ослиное дерьмо… — пробормотал техник, переглядываясь с коллегами.
Кто-то тихо засмеялся, но быстро замолчал, когда Капутнахер поднял голову, размазал по лицу слёзы с соплями и, заикаясь от волнения, начал говорить:
— Я… я… Я полетел! Как вы и приказали!
— А-а-а-а!!! — раздался душераздирающий крик, заставивший вздрогнуть даже самых хладнокровных наблюдателей.
Капутнахер взвыл так, будто его доктор пытал его каленым железом, а не просто обрабатывал рану. Он дернулся, едва не сбив медика, и вцепился в ближайший край крыла.
Доктор, не обращая внимания на агонию пациента, спокойно, методично и очень щедро лил йод прямо в пилотскую задницу на рану, словно святой водой окропляя грешника. От толчка лётчика, жидкость разлилась, растекаясь по коже, и моментально впитываясь, превращая задницу в желто-зелёную картину абстракциониста.
— Ай-ай-ай-ай-ай! — Капутнахер заорал ещё громче, дёрнулся, но тут же схлопотал по затылку от доктора.
— Стой смирно, герой хренов! — проворчал медик, продолжая обрабатывать рану.
— Вы меня убиваете! — захлёбываясь соплями, взвыл Хейно. — Лучше бы пуля сразу в голову, чем этот ваш проклятый йод!
Вокруг раздались смешки.
Лётчик Хейно Капутнахер стоял, придерживая дрожащими пальцами лётный комбинезон, пока доктор бинтовал его тыл. Он, заикаясь от волнения, выплёвывал слова, перескакивая с одного на другое.
— Я… я… на патрулирование! Осмотреть эшелон! Я увидел его… зашёл… осмотреть только!
Он снова всхлипнул, подтянул штанишки и наконец сумел закрепить их на талии.
— А они! Они сразу по мне очередь дали! Открыли огонь!
Толпа загудела.
— Кто они⁈ — рявкнул Кнюппель, перебивая истерику.
— ПОЕЗД!! — завопил Капутнахер. — Эти хреновы испанцы! Этот чёртов эшелон!
Кто-то нервно хохотнул.
— Я, как было приказано, зашёл в атаку, спикировал… Открыл огонь… Открыл огонь по эшелону! Попал. Попал в этот пулемёт. А они… Они…
Толпа в изумлении стала переглядываться и перешёптываться.
— Что, чёрт возьми⁈ — выдавил кто-то.
Вновь переживаемый ужас плескался в глазах пилота. Он судорожно кивнул, побелевшими пальцами вцепился в свой лётный комбинезон и произнес:
— А они изувечили мой самолёт к чёртовой матери и чуть меня не убили! Вот!
Капутнахер снова попробовал повернуться к начальнику задницей, чтобы продемонстрировать повреждённый тыл своего организма, но был остановлен решительным взмахом начальственной руки.
А Кнюппель медленно перевёл взгляд на самолёт. Дыры на фюзеляже, пробитая стойка шасси, разорванное полотнище крыла… не сказать что бы критично, биплан действительно был подбит.
Но самое ужасное — его пилот атаковал дружественных испанцев…
Если разбираться, это запросто может привести ко всеобщему пи… Нет. К упитанному русскому пушному зверьку размером с корову! Значит…
Как из поражения сделать победу? Объявить о победе первым и объяснить, в чём именно она заключается. Главное не сомневаться и действовать быстро.
— ВСТАТЬ! — заорал Кнюппель, что вороны на ближайшем дереве дружно опорожнили свои желудки и взлетели с криком.
— СМИРНО! — Вороны дружно перешли на повышенную скорость махов крыльями и рванули прочь.
Капутнахер вскочил, забыв про раненую задницу, вытянулся по струнке, придерживая штаны руками и поедая начальство глазами.
Толпа шустро изобразила подобие строя и замерла, внемля откровениям командира.
Кнюппель медленно прошёлся перед замершими пилотами.
— Республиканские бандиты захватили эшелон! Они открыли огонь по нашим самолётам!
Но!!!
— Наш бравый Капут… наш храбрый Нахер! наш доблестный Капутнахер!
— Не взирая на опасность, атаковал мятежников и уничтожил эшелон! Да! ВЕСЬ эшелон!
Не зря говорят, врёт как очевидец! И вот сейчас Кнюппель активно делал из окружающих самых убежденных очевидцев!
Он похлопал раненого засранца по плечу:
— Берите пример с нашего героя! С Хейно Капутнахера! Он был серьёзно ранен, но выполнил боевую задачу! — подвел итог своего короткого выступления.
— Хейно! За мной! — бросил Кнюппель и быстрой походкой помчался в штаб. К телефону!
Вторая половина июня 1937 года. Небо над железнодорожным туннелем в окрестностях города Авила.
Старинов завозился на заднем сиденье, пытаясь придвинуться ближе к краю, хотя и прекрасно понимал, что это не лучшая идея. Больная нога ныла, а открытая дверь сбоку словно манила вниз, туда, в пустоту. Но инстинкт любопытства оказался сильнее.
Он вытянул шею, приподнялся, почти высунулся наружу, цепляясь за обшивку, и, щурясь, посмотрел на правое крыло над головой.
— Придурок! Аккуратнее. Выпадешь нафиг со своей ногой! — Командир воздушного судна провёл краткий брифинг по технике безопасности полётов.
Где-то там, сзади, в вихре воздуха, мелькало и клубилось что-то странное.
— Лёша! — крикнул Илья, стараясь перекричать рёв мотора. — А что это за след за нами тянется⁈
Лёха, не отрываясь от контроля полёта, мгновенно напрягся.
— Какой ещё след⁈ — бросил он, дёрнув головой.
Старинов глубже высунулся, уже сильно рискуя сверзиться в открытый провал, но подтвердил увиденное:
— Полоса! Тёмная, будто дым от сигареты на ветру в жгут закручивается и тащится за нами!
Он вдохнул носом — и тут же поморщился.
— И бензином жутко воняет!
Лёха побледнел, быстро пробежался взглядом по приборам, и уставился на топливный датчик, а затем повернул голову вбок, пытаясь хоть краем глаза увидеть крыло, но ракурс был неудобный.
Если у них реально пробит бак, через пару минут стрелка начнёт опускаться быстрее, чем падающий в штопор самолёт.
Лёха быстро глянул вправо,
— Илья, ты видишь, откуда течёт⁈
— Да прямо с правого крыла и течёт, ближе к фюзеляжу! — Старинов щурился, пытаясь понять, откуда именно