— А Линдли как раз собирался уходить из Клэршема, — задумчиво произнес Стэнтон. — Сам мне сказал.
— Несомненно собирался, — кивнул Барлинг. — Не берусь утверждать, но вполне возможно, что этого потребовал сам Эдгар, когда Линдли ему надоел. Но прежде еще, чем он успел уйти… — Клерк вскинул и тут же уронил руки.
— Вэбб убил Джеффри Смита. — Стэнтон откинул голову и глубоко вздохнул. — И во всем обвинили попрошайку Линдли. Отправили в темницу ждать казни.
Да, — Барлинг грустно покачал головой, — Эдгар был пьяницей, но вместе с тем и весьма расчетливым человеком, который без раздумий действовал из соображений своей выгоды. Он знал, что произошло убийство, а жители деревни уверены в виновности Линдли. Он ведь не был одним из них — всего лишь захожим чужаком. А Эдгар, думаю, ужаснулся, когда понял, что заставил исполнять свои прихоти убийцу. Так что он был только рад по-быстрому повесить Линдли. Это не только удовлетворило бы жажду мести селян, но и навсегда заставило бы замолчать человека, который знал, что лорд Клэршема — хищный содомит. А это было для Эдгара куда как важнее.
— Так почему же Линдли мне ничего не рассказал? — спросил Стэнтон. — Ну ладно, когда вы с Эдгаром были рядом, но ведь на следующий день мы встретились наедине.
— О, Стэнтон, Стэнтон… Содомский грех — один из самых страшных, а уж насильный — и подавно. Вы бы знали это, доведись вам ознакомиться с трудами святого Петра Дамиани, как довелось это сделать мне. — Барлинг склонил голову и заговорил тихо, будто с самим собой: — «Изощренное лукавство Сатаны измышляет множество степеней падения, и чем большей достигает несчастная душа, тем глубже она погружается в пучины ада». — Он поднял взгляд на Стэнтона. — Пучины.
Стэнтон нахмурился. Ему еще не приходилось видеть Барлинга таким. Клерк казался подавленным — да нет, одержимым даже. Хотя… да-да, такое уже было. После поминок Тикера, когда Барлинг сказал что-то о прежних ошибках. Но тут, как и тогда, задумчивость в одно мгновение покинула лицо Барлинга, и он вновь стал самим собой:
— Линдли ни за что не отважился бы рассказать об этом совершенно незнакомому человеку — вам, Стэнтон. Единственным доступным ему исповедником был Осмонд — племянник самого Эдгара. Поэтому Линдли пришлось молчать, хотя его наверняка мучила мысль о свершающейся над ним величайшей несправедливости. Неудивительно, что Вэбб смог убедить его бежать.
— Но лишь затем, чтобы тут же погибнуть и гнить в бочке. — Стэнтон покачал головой. — А тем временем все по-прежнему проклинали его, боялись и пытались изловить.
— Вот только все шаги Эдгара в этом направлении были совершенно беспомощными, — сказал Барлинг, — хотя он только и делал, что болтал про поиски. Я сперва думал, что это хмель виноват и его обычная расхлябанность, но Эдгар, как я уже сказал, был человеком скорее расчетливым, чем злонамеренным, — в отличие от Вэбба. Он был только рад побегу Линдли. Все это время ему нужно было лишь одно — молчание Линдли о случившемся.
— И Вэбб позаботился об этом. — Стэнтон снова взглянул на холмик. — Бедный Николас Линдли.
— Если только его и правда так зовут, — сказал Барлинг. — В тот день, когда вы нашли тело Тикера, Эдгар назвал его Тимоти. Сделал вид еще, что оговорился. Может, и так, может — нет.
— С Эдгаром наверняка не скажешь.
— Несомненно. Но я уверен, что до того, как Линдли стал нищим, у него была другая жизнь, — сказал Барлинг. — Бедняга грамотно изъяснялся, да и волосы с бородой были не слишком длинными, а значит, он знавал и лучшие дни.
— Теперь же у него никакой жизни не осталось. — Стэнтон мрачно оглянулся на своего коня. Пора было отсюда уезжать.
— Да, — кивнул Барлинг. — И ответственность за это лежит отчасти и на мне.
— На вас? — Стэнтон изумленно воззрился на клерка. — Почему?
— В день нашего прибытия сюда я был сосредоточен лишь на строгом следовании закону. Хотел разобраться с этим преступлением по всем правилам и был уверен, что никто не справится с этим лучше меня. Между тем мне явно следовало прислушаться к вам, Хьюго Стэнтон. Вы дали мне понять, что верите Линдли, но я не принял во внимание ваших слов и сомнений — и подвел Линдли.
Стэнтон словно лишился дара речи.
— Теперь я смогу помочь ему лишь в загробной жизни, — продолжал Барлинг. — Я заплатил Осмонду за индульгенцию для его души, и теперь имя усопшего будут поминать здесь ежедневно. И да, вы правы — исключив эту строчку, я спас репутацию Эдгара в ее нынешнем виде. Но готовность отправить на виселицу невиновного человека стоила ему в конце концов жизни, так что сэр Реджинальд заплатил за свой грех самую дорогую цену. Однако заплатил ее и Николас Линдли, ни в чем не повинный человек, жертва не только Питера Вэбба, но и сэра Реджинальда. — Клерк покачал головой. — Скрыть эту историю от ушей и языков тех, кто навечно проклянет его, — меньшее, что я могу сделать для Линдли.
— Может, они не прокляли бы его, зная всю историю целиком?
— У этой истории нет живых свидетелей, если не считать ваш эпизод с Эдгаром. К тому же это история про лорда и нищего. Нищий лежит в земле, и никто уже не заступится за него. У лорда же остался весьма голосистый племянник, который теперь к тому же не просто настоятель, но и новый лорд. Поверьте мне, голоса проклинающих Линдли очень скоро заглушат любые упреки в адрес Эдгара.
— Пожалуй, вы правы.
— Однако не всегда, не забывайте. — Барлинг мимолетно улыбнулся. — Впрочем, тут точно прав. — Он махнул рукой в сторону коня Стэнтона. — Я не задержу вас более. В добрый путь.
— Вы сейчас обратно в усадьбу? — спросил Стэнтон. — Давайте провожу.
— Нет, побуду еще немного здесь, с Николасом. — Клерк поднял руку и повторил: — В добрый путь, Хьюго Стэнтон.
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
Стэнтон оставил кладбище за спиной и медленно ехал по главной улице Клэршема.
Солнце поднялось уже высоко, и деревня кипела жизнью.
Женщины с полными ведрами остановились у колодца, чтобы посудачить, пока маленький мальчик гонял у них под ногами котенка. Пожилой крестьянин вел по обочине дороги такую же степенную, как он сам, корову. В воздухе витали запахи свежевыпеченного хлеба и свежесваренного эля. Две девушки, развешивающие мокрое белье на кусте розмарина, зарделись и принялись хихикать, стоило проезжающему Стэнтону им кивнуть.
А потом впереди показался дом Вэббов.
Маргарет сидела на крыльце, привалившись спиной к стене. Ее голова была по-прежнему скрыта под повязками, но пальцы споро сучили шерстяную нить. К удивлению Стэнтона, на крыльце она была не одна.
Сидящая рядом Агнес подавала из корзины шерсть, а Джон подметал двор, взбивая в воздух клубы пыли своими резкими неловкими взмахами. Тут же Кадбек, взобравшись на приставленную к дому длинную лестницу, укладывал камыш на прохудившуюся крышу.
При виде Стэнтона Маргарет подняла руку, а потом что-то тихо сказала Агнес, и та помогла ей подняться.
Кадбек обернулся и кивнул:
— Стэнтон.
Посыльный ответил тем же:
— Доброго дня.
Кадбек вернулся к своей работе, а обе женщины пошли к осадившему коня Стэнтону.
Агнес поддерживала Маргарет.
— Спасибо, что остановились, сэр, — сказала вдова, — я хотела еще раз поблагодарить вас от всей души. Вы спасли жизнь мне и моему сыну. Мальчику моему дорогому.
А Джон знай мел, с головой уйдя в непривычное дело и время от времени тонко хихикая над ним, таким смешным.
Стэнтон почувствовал, что краснеет:
— Я просто сделал, что мог, госпожа Вэбб, вот и все.
— Если бы меня не стало, — сказала Маргарет, — Питер забил бы Джона или загонял его до смерти. Вы разглядели то, чего не видел никто. И к моей постели вас привело сострадание и доброе сердце. Спасибо вам еще раз, сэр. От всей души.
Стэнтон заерзал в седле:
— Я бы сделал все то же самое и вновь, госпожа.
Вот только уже не сделает. Не сможет. Отныне дела законнические для него в прошлом.