– Понимаете, если мы видим, что чего-то нет и быть не может, то этого там не будет. Точка. Мы обнаружили только те маркеры, что обнаружили. И это может указывать только на то, что углеродная жизнь на Европе появилась извне, и совсем недавно, в пределах нескольких тысяч лет.
– Плюс-минус пятьсот. – Экзопланетолог пожал плечами. – Вы понимаете, что это значит?
– Если честно, не очень, – признался я. – Но уверен, что это очень важно. Но как это связано с произошедшим?
– Думаю, что напрямую, – подал голос Коваль. Он вздохнул и, осуждающе глядя на Караваева, продолжил: – Это недвусмысленно намекает, что в Солнечной по крайней мере в недалеком прошлом присутствовали высокоразвитые существа, не имеющие отношения к людям.
– Интригует, – ответил я. По спине пробежали мурашки размером с кулак, но я не подал виду. – И это они убили Еву Фишер за то, что она раскрыла их тайну?
– Послушайте, – Коваль покачал головой, – Ева действительно вела эти исследования, именно она заметила, что ДНК обнаруженной жизни схожа с нашей. Мы сперва предположили, что бактерии занесены сюда в середине двадцать первого века исследовательскими аппаратами, но они не могли так сильно измениться за прошедшее время, существующий уровень радиоактивности однозначно на это указывает. Ледяной панцирь такой толщины – отличная защита. К тому же, нам не удалось найти их эволюционных предшественников, что может служить доказательством, что этот вид существ попал на Европу не с Земли. А вот теперь спросите себя: стоит ли эта информация жизни человека?
Сказанное произвело эффект разорвавшейся бомбы. Ученые заголосили все разом. Они вскакивали с мест, грозили, размахивали руками. Над шумом взлетел высокий голос Пруглова:
– Что за бред, Сергей?! Мы уже обсуждали этот вопрос, и ты сам сказал, что гипотеза влияния извне здесь неприменима!
– Я отлично все помню, Валентин, и не отказываюсь от своих слов! – Коваль тяжело откинулся на спинку стула. – Более того, я утверждаю, что пришельцы тут ни при чем, все прозаичнее: Еву убили, чтобы присвоить результаты исследований!
Краем глаза я следил за Караваевым, тот сидел со смешанным выражением на лице. Радость и недоверие поочередно сменяли друг друга, но чаще появлялась надежда. Улучив момент, когда шум немного стих, он спросил у Коваля громко, чтобы слышали все:
– Сергей Рубенович, кого же вы обвиняете?
– Никого конкретно, – тот развел руками. – Для этого у нас есть следователь. Вячеслав Сергеевич, что вы скажете?
– Для начала я скажу, что отсюда никто не выйдет, пока не получит на то моего разрешения. Есть тут комната, где я могу проводить допросы?
Такая комната нашлась, маленький узкий чулан под верхними рядами. Низкий потолок давил, места едва хватало для раскладного стола и пары стульев. Я занял место лицом к двери, настроил запись, а затем ко мне один за другим потянулись растерянные ученые. У каждого эта растерянность проявлялась по-своему, кто-то вытирал пот с лица и шеи огромным платком, одни улыбались, заискивающе глядя в глаза, другие злились, накручивая себя и заранее готовясь к противостоянию и ложным обвинениям. Но всех объединяло одно: глубокая растерянность. Они входили, обводя помещение отсутствующими взглядами, врывались, громко хлопая дверью, негромко скреблись в пластиковую обивку, прежде чем войти, прокрадывались тенью. На общение с каждым ушли часы, но в итоге дело начало проясняться.
Ева много времени проводила снаружи до обнаружения многоклеточных. Она на скутере забиралась так далеко, что пропадала с радаров, а однажды исчезла на сутки, и отправленные на поиски дроны не сумели ее обнаружить. Через несколько часов пришлось отправить всех пятерых оставшихся русалок станции, и Еву обнаружили почти случайно. Скутера с ней не оказалось, а сама она была серьезно ранена: обожженные руки и часть лица, не закрытую маской пришлось долго восстанавливать. И при ней обнаружили контейнер с образцами, в которых оказались те самые образцы. После возвращения Ева взялась за работу и почти сразу сделала открытие.
Это открытие буквально поставило всех на уши. Подняли старые записи, и все как одна указывали, что ничего подобного здесь быть не может. На что Коваль заметил, что маркеры жизни были обнаружены в струях, что выбрасывались из разломов, еще в самом начале исследования системы Большого Ю, но жизнь на Европе концентрируется у дна, ее мало, и поднимается она конвекционными потоками, а с учетом глубины океана на это может уйти достаточно много времени. Обнаруженные Евой организмы обнаружены пока только в одном месте, их мало и широко распространиться они не успели.
Колоссальное давление у дна не дает воде закипать возле черных курильщиков при самых чудовищных температурах. При этом вокруг очень холодно, что позволяет жизни существовать в узкой полоске с пригодными условиями. Сейчас организованы беспилотные экспедиции для поиска новых очагов, но до сих пор они ничего не обнаружили.
Люди, делившие с Евой лабораторию, рассказали, что русалка предпочитала работать над своим открытием одна, и к тому же шифровала результаты.По словам одного из ее коллег, она использовала какой-то особый код, ходили слухи, что такое шифрование используют военные. Она ни подтверждала этого, ни отрицала, но расшифровать записи до сих пор не удалось. По поводу работы она ни с кем не говорила, хоть в остальном вела себя обычно.
Другой коллега наоборот отметил, что Ева стала более замкнутой, в кают-компании на общих сборах казалась отчужденной, вечно погруженной в себя.
Третий после недолгих размышлений сказал, что Еву здесь все любили, особенно другие русалки, хоть и поговаривали, что у них там какие-то свои разборки. Но он был уверен, что это обычные рабочие моменты. Ева всегда охотно помогала в работе снаружи, но с появления в чашках Петри новых питомцев вытащить ее из лаборатории стало очень сложно. А позже никто и не пытался уже.
Когда на стул передо мной опустился Пруглов, я спросил в лоб:
– Скажите, почему вы утверждаете, что Ева отправилась к поверхности из-за нехватки людей? Мои данные показывают, что она числилась, как дополнительный участник, значит, партия была полной.
– Она вызвалась сама! – Валентин подался вперед, глядя на меня исподлобья. – Сама! У меня все отмечено!
– Я не это имею в виду. Что заставило вас заявить, что вам не хватает людей?
– А это правда! – он продолжал смотреть мне в глаза.