Я отметил для себя несколько фактов. Во-первых, Ева Фишер вызвалась сама, в партии, отправляющейся к поверхности, был комплект ученых. Во-вторых, батискаф отвели далеко от места бурения прямым распоряжением, об этом остались записи, но вот чей это был приказ узнать так и не смогли. И в-третьих, были веские причины считать, что это убийство, а не несчастный случай.
– Даже так? У вас есть доказательства, или только предположения?
Я откинулся на спинку стула, глядя на говорящего, это был Караваев, и судя по тому, как отреагировали на его слова остальные, мнение не являлось общим. Он ткнул пальцем в одного из несогласных, сказал:
–Бек, ты со своими проводил осмотр фрагмента, который нашли на месте ее исчезновения!
– Да, кусок комбинезона со следами крови,– названный Беком важно кивнул, – анализы показали, что кровь и частицы эпидермиса принадлежат Еве Фишер! Какие тебе еще нужны доказательства?
Караваев потер ладони, спросил, тяжело глядя на Бека:
– Все верно, вот только почему ты не говоришь, что фрагмент комбинезона не оторван, как можно было ожидать? Он ведь отрезан! Отрезан чем-то острым!
– Лед при некоторых условиях может…
– Не может! Расскажи, расскажи, как ты обнаружил на образце частицы металла!–экзопланетолог распалялся все больше и теперь почти кричал, продолжая обличающе указывать на Бека пальцем. –И вы все знаете! И продолжаете об этом молчать! Нашу Еву убили! А вы продолжаете скрывать причины ее смерти!
Ого! История становится все интереснее. Я жестом велел Караваеву замолчать и спросил у собравшихся:
– Ну что, господа, никто ничего не хочет рассказать?
Глава 8 Темна вода подо льдом
Бек и Пруглов переглянулись, словно беззвучно переговариваясь. В глазах биолога я увидел сомнение, он коротко мотнул головой. Бек слегка пожал плечами и сказал:
– Дело тут вполне ясное. Она успела заплыть достаточно далеко, а когда смещаются такие мощные пласты, шансов собрать что-то вменяемое почти не остается. К тому же требуется учитывать давление, скорость смещения льда… Мы называем это "эффект гильотины": края льда режут все, включая керамику и металл. Если посмотреть историю…
Пока он говорил, я быстро ввел в поиске "эффект гильотины". В общем доступе его не оказалось, только в закрытых исследованиях и докладах. Расплавленные колоссальным давлением фрагменты дронов, раскатанные в тонкие листы и причудливо искаженные манипуляторы, частично обугленная органика. Исследование ледяного щита оказалось делом крайне опасным. Бек тем временем продолжал:
– То, что комбинезон Евы был разрезан, как раз и понятно, учитывая, что случилось! И фрагменты металла ни что иное, как остатки оборудования, в него включенные! Так что Алексей Юрьевич, при всем моем уважении, вам не стоит продолжать настаивать именно на убийстве!
– А я буду! – Караваев вскочил с места, опустив сжатые кулаки на стол и уперев тяжелый взгляд в Бека. – Ваша лаборатория и раньше не раз была поймана за руку на подтасовке фактов, почему я должен верить вашим данным сейчас?
– Ну, знаете! Такого я от вас не ожидал! – Бек покраснел и тоже поднялся. Теперь они ломали друг друга взглядами. –Моя лаборатория – одна из лучших в системе… Да я… Я!
– Алексей Юрьевич, – подал голос до этого момента молчавший человек, который сидел отдельно от остальных. – У вас есть доказательства, что подтасовка фактов имела место?
Поиск по изображению вывел результат: Коваль Сергей Рубенович, 87 лет, биофизик. Совмещает работу с общим руководством внешней и глубинной станциями. Короткое видео показало, каким он был двенадцать лет назад, когда только начинались исследования на Европе: могучий старик, с длинными седыми волосами, аккуратной бородой и серыми глазами. С тех пор он мало изменился, разве что взгляд стал более тяжелым. Сейчас он сидел, подавшись вперед и опустив сомкнутые в замок пальцы перед собой.
– Я уверен, что проверять отчетность бесполезно, – экзопланетолог повернулся в сторону Коваля. – По крайней мере, без специального программного обеспечения. Но точно знаю, что как минимум один случай был.
– Вот! Вот! – Бек издевательски рассмеялся. – "Доказать не могу, но требую верить!"Алхимия и теория небесного эфира!
На Караваева было страшно смотреть. Он побагровел, на шее и лбу надулись вены. Экзопланетолог уже открывал рот, чтобы ответить, но Коваль его оборвал:
– Согласитесь, что это совсем несерьезно, друг мой. Все это требует доказательств, и доказательств серьезных. На голословных утверждениях строить теорию нельзя, мы не в правительстве, в самом деле!
Ученые за столами одобрительно загудели, я увидел, как торжествующе улыбается Бек.
– Скажите об этом Беку! – огрызнулся Караваев, но уже тише. Он как-то обмяк, опустился на свое место. – А доказательства я вам найду!
Я подождал еще пару секунд, на случай, если спор ученых еще не закончен, а затем спросил у поникшего экзопланетолога:
– Мне бы хотелось узнать, почему вы считаете, что это было убийство. У всего есть причины.
– Я сейчас объясню, – Караваев тяжело выдохнул и обвел тяжелым взглядом присутствующих. – И никто не будет лезть со своим сверхценным мнением, пока я не закончу!
Раздался возмущенный ропот, люди поворачивались, глядели на Коваля, но тот лишь развел руками:
– Постараемся, Алексей, постараемся.
– Все дело в исследованиях, которые вела Ева. – Экзопланетолог обращался теперь только ко мне. – Тут надо издалека, но я вкратце. Лаборатория Пруглова предназначена для изучения одноклеточных, там какие-то их пробы показали, что сложнее на Европе ничего быть не должно. И сначала только каких-то местных амеб нашли…
Пруглов громко фыркнул со своего места, его оборвали, а Караваев отмахнулся:
– Валентин, не углубляюсь, ты знаешь, что я в твоей специфике не понимаю. Так вот, что-то простое, как и предполагалось. Что-то кремниевое, и потому слабоактивное, не знаю конкретно. Но потом обнаружились многоклеточные на основе ДНК, и все как с ума сошли! Ну да, на Марсе тоже были находки, но там только следы, и все закончилось для жизни там миллиарды лет назад, но здесь нашлись живые!
Караваев говорил быстро, словно боялся, что его прервут, и от того фразы его были короткими и рваными, но основное я уловил. Ранние исследования, основанные на данных удаленных исследований, ясно давали понять, что на Европе нет ничего сложнее простейших. На этом, собственно, и строились начальные предположения, и открытие многоклеточных стало для всех неожиданностью. А когда оказалось, что она еще и родственна земной, все причастные буквально сошли с ума.