Тот случай, когда чуть не утонула Лида, Георгий запомнил на всю жизнь. Не меньше ему запомнился и случай, произошедший спустя пять лет.
Это был пионерлагерь. В их отряде оказалась девочка, которая умела рассказывать истории про приведения и всякую нечисть – про леших, кикимор и вурдалаков. И когда в лагере наступал отбой и пионервожатые оставляли подопечных в покое, им позволялось после ужина пару часов заниматься своими делами. Вот само собой и сформировалась группка из пяти девочек и трёх мальчиков, которая стала делиться всякими историями, по большей части какими-то ужастиками, и лучше всех удавалось напугать слушателей именно этой девочке, которую звали Томой.
Она знала тысячи разных историй на эту тему. И вскоре все так приохотились к ним, что начали собираться и после отбоя. Чаще всего несколько мальчишек, включая Гошу, после того, как по лагерю объявлялся тихий час, и жизнь в нём замирала, пробирались в палату девчонок, укладывались на две кровати, освобождавшиеся для них, и после этого Тома начинала рассказывать свою очередную страшилку.
То это были люди-оборотни, по ночам превращавшиеся в волков, то медведи, которых подняли из берлоги, нарушив их спячку, и они, разозлившись из-за этого, не просто становились агрессивными, а превращались в монстров и начинали охоту на путников. То она рассказывала про мертвецов, оживавших в полнолуние, выходивших из гробов, разрывавших могилы и гулявших по кладбищу, и тот, кто им попадался на пути, на того они набрасывались и впившись в шею пили у несчастного кровь.
Пионерский лагерь находился на территории закрытого в 1922 году женского монастыря в районе Старой крепости, который назывался Свято-Ключевским Знаменским монастырём, основанным в самом начале XX века.
В эту ночь Тома завела рассказ про репрессированных после революции монашках, что они якобы теперь по ночам в виде приведений посещают и саму их прежнюю обитель, и их можно увидеть на кладбище, располагавшемся поблизости.
Рассказ Томы был, как всегда, ярким и нагнал ужаса, и тут кто-то из ребят возьми и предложи сходить на кладбище и проверить, а гуляют-ли на самом деле там приведения. А Тома ко всему вышесказанному добавила, что её мама хорошо знала последнюю настоятельницу монастыря, матушку Екатерину (в миру Евдокию Иванюк), высланную из Семипалатинска в Среднюю Азию, а после некоторой заминки заметила, что её мама была одной из монашек в этом самом монастыре, и здесь замучили многих её подруг.
Вся их компания поддержала эту идею, благо от пионерлагеря до местного погоста было рукой подать, и они к нему вскоре пробрались.
Стояла безлунная ночь, звёзд на небе было мало, потому что оно было затянуто тучами. Недолго даже накрапывало, но небо так и не разверзлось по-настоящему хлябью.
Их компания залегла на краю погоста и, наверное, часа два ждала чего-то. Кто-то из наиболее нетерпеливых уже высказал предложение возвращаться в лагерь, и вот тут… Где-то поблизости явственно послышались шаги. К погосту кто-то приближался.
Ребята обмерли. Как раз из-за туч выплыл месяц и осветил человеческий силуэт. К погосту со стороны Иртыша подходила женщина. Вскоре стало видно, что это была молодуха, скорее всего, девушка лет семнадцати, не старше. У неё была тонкая фигурка, на ней было белое платье, и волосы её были прибраны под косынку. Она озиралась по сторонам и осторожно пробиралась в сторону кладбища. Могилы на нём располагались хаотично, и у многих не было оградок.
Ей пришлось преодолеть несколько ям, перед одной из которых она споткнулась, но вскоре она вышла на середину погоста и шагах в двадцати от ребят замерла.
– Ну во-от же оно, привидение… – кто-то испуганно прошептал рядом с Георгием.
– Не-ет, это не приведение… Не похоже, – ещё кто-то негромко откликнулся.
– Тссс, да тише, – осадил Георгий всех.– Не выдавайте себя…
А девушка, ничего не слыша и не замечая, негромко кого-то позвала. Ей не ответили. Тогда она позвала громче. У неё оказался вполне приятный голос:
– Стёпа, ты здесь?
– Стё-ёпа? Стё-ё-ёпа?! А кто это такой? Я его не знаю! Я не Степан, я мертвец. И я ожил и только что покинул могилу! У-у-у-у! – раздался глухой мужской бас, и из-за покосившегося креста показалась ещё одна фигура.
– Дурак! – вскрикнула девушка. – Так можно и помереть! Напугал же до смерти, чертяка! У меня душа аж ушла в пятки!
– А зачем тогда согласилась прийти на погост, если боишься до мурашек приведений?
– Да вовсе и не боюсь я их! – откликнулась девушка. – Это всё старорежимные сказки. Придумали же попы всякую ерунду! Но всё равно вот так ночью на этом погосте всё-таки страшно быть одной.
В Степане ребята узнали их пионервожатого, а девушка его была из Старой крепости, и у них, оказывается, на этом кладбище было банальное свидание, но для ребят эта ночная экскурсия на деревенский погост не прошла без последствий.
Тома оказалась больна эпилепсией, и у неё прямо на кладбище случился острый приступ, её увезли в больницу и едва спасли. Этот случай тоже у Георгия запечатлелся на всю жизнь.
А ещё через четыре года в Семипалатинске проводилась первая областная художественная выставка, в которой участвовали до пятнадцати художников, и среди них был единственный школьник Гоша Неустроев. Его шесть картин, написанных как маслом, так и акварелью и отображавших природу родного Прииртышья, были очень высоко оценены жюри, в состав которого вошёл профессиональный художник Николай Хлудов, приехавший из Алма-Аты.
Две картины Георгия были отобраны для экспозиции, которая должна была открыться через полтора месяца в столице республики. Кроме того, Гоша получил ещё и диплом, подписанный этим мэтром (этот диплом до сих пор в нашей семье хранится).
Гоша был несказанно горд, что теперь его картины выставят не где-нибудь, а в Алма-Ате, и они будут экспонироваться рядом с работами таких признанных мэтров, как Кастеев, Зальцман и Хлудов.
Георгию вручили настоящий мольберт, о котором он мог только мечтать, и большой набор кисточек, красок и прочих материалов, предназначенных для рисования, и после этого он стал посещать городской кружок живописи, находившийся в доме пионеров.
С замиранием сердца не раз приходил он в выставочный зал и наблюдал, как в том числе и его картины рассматривают горожане и обсуждают их. И как многие из посетителей выставки приходили в изумление, узнавая, что эти замечательные пейзажи написал ещё школьник, ученик восьмого класса. И все говорили, что его ждёт большое будущее. И что он уже настоящий профессионал.
– Русиш швайн! Пиф-паф! – раздался возглас, и за ним последовал хохот.
Георгий