– Так ты действительно магия? Не дух?
– Да, ведьма Арифметика.
– Зачем ты пришла?
– Чтобы перекричать вашу глухоту.
– Разве? – Фима нахмурилась и обеими руками указала на Александра с Красибором. – Они говорят с магическими зверями как с людьми. Крас увидел других созданий сам и показал мне. Разве они глухи?
– Конечно. То, что слепец видит пятна света, зрячим его не делает.
– Почему через Рому?
– Потому что только он меня и слушал.
Фима хотела спорить, что-то сказать, но она шумно выдохнула и опустила руки в прямом и переносном смысле. Что она могла противопоставить магии? Магии?! Ей казалось, что она тонко чувствует волшебный мир, что между ней и магией есть какая-то особенная изящная связь, но всё оказалось не так. Это осознание пришло вместе с чувствами бессилия и безнадёжности. Будто считав её мысли, не-Роман сочувственно улыбнулся:
– Магические звери – мои продолжения, духи – мой с вами разговор. Но вы перестали чувствовать первых и слушать вторых. Это длилось так долго, что вы успели забыть, как выглядят магические звери, и они скрылись от ваших глаз.
Александр метнул удивлённый взгляд на Лиса, тот сделал страшные глаза, будто говоря: «Молчи! Хе-хе». Это не укрылось от не-Романа, и он сказал:
– Ты, Александр, был лучшим из моих собеседников за долгие и долгие годы. Пока мой сын спал, ты единственный говорил со мной, заботился и угощал, я ценю это и потому не только закрыла моей милой Хытр глаза на то, как ты жульничал, но и позволила части себя – этому духу-плуту – отделиться и жить, как он захочет. Он захотел быть с тобой, это много для меня значит.
Александра пробила дрожь. Всё это время он был уверен, что пользовался лазейками в сделке с духами, проявил хитрость и гибкость, но в действительности ему просто дали фору. И не будь он дружен с Лисом – для него и Фимы всё закончилось бы намного раньше.
– С-спасибо, – вытолкал он из сжатого судорогой горла единственное слово.
– Мне приятно, что ты ценишь мой дар. Я надеюсь на долгие беседы с тобой и любопытные рассказы о вашей человеческой жизни.
Мужчина смотрел на неё, отчётливо ощущая, как бессилие ползёт по ногам. Оно подобралось через утоптанную почву, зацепилось за обувь и принялось цепляться за одежду, пробираясь выше, к сердцу и мозгу. Ему не нужна была мощная Чуйка, чтобы точно знать, что ему – как и любому на этой поляне – нечего предоставить против существа, что говорило с ними через Романа. Его собственный дар уверенно сообщал ему, что обмана нет: перед ними действительно магия как она есть, и она в самом деле грустит и сердится от того, что не смогла как-то иначе до них дозваться. Трудно представить, что она не нашла другого способа выйти на связь, но не ему было критиковать.
– И всё же что с Ромой? – решилась спросить Фима. – Ты вселилась в него или.?
Александр рискнул ответить, хотя сразу почувствовал себя некомфортно от собственной дерзости.
– Это его дар.
Он проследил за не-Романом, убеждаясь, что Магия не против. Напротив, перламутровая фигура даже выглядела заинтересованой, будто Магия хотела проверить, верно Александр ли всё понял. Не-Роман позволил губам растянуться в улыбке:
– Продолжай.
– Дар – это тоже магическое продолжение, – сказал он, глядя в почти неразличимые перламутровые глаза. – Через Чуйку ты заставляла Рому всё это время делать то, чего сама на самом деле хочешь?
Не-Роман медленно, тягуче кивнул, улыбка стала чуть шире:
– И он оказался благодарным слушателем. Несмотря на протесты, самым податливым из вас.
Жанна оказалась единственной, кто не испытывал благоговейного страха перед удивительной фигурой: она чувствовала угрозу и необходимость не нарываться, но не коченела и не лишалась умения двигаться. А ещё она успела неплохо узнать Романа, и потому после этих слов возмущённо возразила:
– Так он хочет магию уничтожить, на минуточку!
У не-Романа не дрогнул ни единый мускул, никаких новых эмоций не мелькнуло:
– Он думал, что хотел.
– Это какая-то ерунда, ребят, – обратилась она к остальным. – Он несколько дней был буквально одержим этой идеей.
– И кем он одержим сейчас? – не-Роман неожиданно рассмеялся, смех его звучал то как раскаты грома, то как шелест весенней листвы.
Все похолодели от этих слов, разговор ухватил Аметист Аметистович:
– Не совсем, – сказал он. – На самом деле его целью было скорее свержение нынешнего строя, так же? – он обратился к не-Роману, и тот ответил кивком. – Это было твоим желанием? Ты же к этому его подталкивала через Чуйку?
Не-Роман трижды хлопнул себя ладонью по предплечью – вторая рука по-прежнему была занята, держа Хытр на мушке. Хрустальная дева выпрямилась, смотрела на людей со злостью, но никаких действий не предпринимала. Повисшую на несколько мгновений тишину прервал Красибор, его голос заставил всех вздрогнуть. Всё ещё находясь в объятиях гидры, он обратился к не-Роману:
– Ты всё это время его вела к этому моменту, не давала бросить всё? Дала возможность убивать духов и зверей? Зачем?
– Для нового порядка надобно расторгнуть старый, сын мой. Я помогала каждому из вас, вела своим путём, однако лишь этот смертный возлюбил меня настолько, что не противился ни единственному знаку, несмотря на обиду и озлобленность на меня. Он был готов даже умереть, стоило мне шепнуть, что так будет правильно.
И Фима, и Красибор, и Александр, и Жанна, и даже Аметист Аметистович раскрыли рты, чтобы возразить, но так же синхронно закрыли их. Каждому в голову пришла одинаковая мысль, будто кто-то (не будем показывать пальцем кто) бережно вложил её им в мозг: каждый из них так или иначе шёл наперекор своим дарам. Александр отказался от магии в целом, и даже дар игнорировал, пользуясь им совсем редко. Фима не раз отказывалась от заклинаний, что могла придумать и, главное, даже успела пойти против чужого дара, когда сотворила свою сыворотку, нейтральзующую очарование Красибора. Хытр говорила ей, что сама магия хочет, чтобы они с Красибором были вместе, но вместо того, чтобы пойти подготовленным для них путём, она выступила против его магии и даже придумала, как сделать сыворотку, которую мог бы принимать сам Красибор, чтобы заблокировать свой дар начисто. Аметист Аметистович провинился перед магией несчётное число раз, обкрадывая умирающих и обманывая смерть, спасая тех, кто жить не должен был. Жанна, пусть и не ведая, забрала чужую силу, и к ведовскому миру при этом не стремилась, не проявила благодарности.
А Красибор… Что ж, пусть Красибор и полюбил магию больше кого бы то ни было и даже больше себя самого, даром тяготился и был рад от него избавиться хотя бы на время и хотя бы с единственной девушкой. Которую упустил, несмотря на всю магическую поддержку, что у него была. Красибор думал, что проявил разумность и честность, проявил любовь, позволив Фиме самой принимать решения, но в глазах магии он показал лишь слабость и пошёл наперекор её желаниям.
И только Роман ни разу в своей Чуйке не сомневался, даже если она велела ему делать безумные вещи. Единожды хотел воспротивиться да удержался, готовый передать в руки магии своё тело вместе с волей. Его и собственная смерть не испугала, настолько крепка была вера в то, что говорит ему Чуйка. Все его решения и действия – большие и маленькие – вели сюда, к этому моменту, когда он отдастся Чуйке полностью, каждой клеточкой своего существа, с таким открытым сердцем, что магия сможет обрести плоть и поговорить, наконец, со своими оглохшими и ослепшими детьми.
– Мы слушаем, – сказал Красибор.
Не-Роман довольно хмыкнул и заговорил громче прежнего. Слушая его слова, магические звери, что ожидали в лесу, вышли на поляну. Они то исчезали и появлялись в другом месте, то становились ярче и отчётливей. Одни слушали молча, другие издавали свои природные звуки, били копытами и лапами по земле, рыли почву, выкорчёвывая растения, задирали головы и выли.
– Как прежде не будет. Мой народ измельчал, ослаб, любовь ко мне утихла. Это наполняет моё сердце невиданной грустью, но пока есть те, кто любит меня по-прежнему, наравне с грустью я буду испытывать и радость. Однако мои дети, как и любые прочие, без контроля и опеки совершают то, чего допускать никак нельзя. И я вынуждена