Она с тоской наблюдала за воссоединившейся семьёй, и ей до боли в зубах не хотелось снова их разлучать. Но она лучше других понимала, что мёртвым нечего делать среди живых, это не делает счастливее ни одну из сторон.
– Я скажу им, – Фима успокаивающе погладила Жанну по плечу. – Возьму удар на себя. Саша, подожди здесь, пожалуйста.
Александр замер на полушаге – он собирался сопровождать её каждую секунду этой ночи. Однако не было повода сомневаться в том, что Фима настроена серьёзно, п потому он лишь крепко сжал её ладонь, проникновенно заглянув в глаза, и отпустил. Аметист Аметистович же пошёл следом, а на полпути преградил Фиме дорогу:
– Неужели ничего нельзя сделать? – спросил он шёпотом. Так, чтобы никто другой его не услышал.
Фима молча покачала головой – тоже незаметно, едва уловимо. Со стороны показалось бы, что они просто обменялись долгими взглядами, но девушка могла поклясться, что прямо у неё на глазах лицо Аметиста Аметистовича испещрило несколько глубоких морщин. Не требовалось ни магии, ни владения секретами колдуна, чтобы понять, что в этот момент он испытывал чудовищную боль. Однако он отказался от уговоров, крепче стиснул челюсти – настолько, что заходили желваки – и шагнул в сторону, пропуская Фиму.
Подойдя к Бологовым, она присела на корточки и потянулась к плечу Красибора. Он вздрогнул и отстранился, глаза его были широко раскрыты, а губы наоборот почти исчезали от того, как сильно он их сжимал.
– Уже? – спросил он почти неслышно, и Фима медленно кивнула.
Бажен наблюдал за их диалогом с глубочайшей тоской. Меж его бровей залегла тёмная морщина, всё лицо осунулось, одрябло. Белки глаз покраснели так, будто кто-то насыпал в них песка и потёр. Мужчина стал похож на живого мертвеца, и Фима на мгновение испугалась, что они упустили время, ведь иллюзия моря и прохода над его тёмными водами уже совсем пропала. Что если они были слишком медлительными, и призраки уже прорвались к живым и начали свою жатву? Фима едва заставила себя повернуться к лучу энергии: шея будто онемела, насаженная на ржавые шарниры. Но, к счастью, она разглядела за дымкой лица мертвецов, которые по-прежнему были заперты на своей стороне. На всякий случай она спросила у Красибора:
– Ещё не началось?
Он понял её с полуслова и, обменявшись взглядами с гидрой, ответил хрипло и глухо:
– Нет, врата ещё держатся.
– Это хорошо. Но время на исходе, – она помолчала и добавила. – Мне жаль.
Бажен протянул руку и с нежностью коснулся щеки девушки самыми кончиками пальцев:
– Нам тоже, дитя. Спасибо.
Фима не посмела шевельнуться: ни отстраниться, ни прижаться крепче. Она не знала отцовской любви и растерялась, видя её пример. С удивительной лаской Бажен Бологов смотрел и на своих детей, и на жену, от которой натерпелся не меньше, а может и больше других, и на Фиму, которая принесла ужасную весть: пришла пора прощаться с его мальчиком снова. И всё же он был благодарен за эти короткие минуты единения и семейной близости. Чего не скажешь о его супруге.
Милица вцепилась в сына так крепко, что казалось, даже впятером её руки было не разомкнуть. Она стала похожей на каменное изваяние: будто за ночь прошли сотни тысяч лет, превратившие её в окаменелую фигуру, жизни в которой давно нет. Бажен пытался говорить с ней, а когда понял, что это бесполезно, потянул одну из её рук в сторону, но безуспешно. Красибор тоже предпринял попытку, но ни единых мускул в теле его матери не дрогнул. Он даже проверил, дышит ли та – и она дышала, хотя, казалось, могла прекратить делать это в любой момент.
Фима не успела ничего предпринять, поскольку Милицу пробудил тот единственный человек, что был на это способен: Океан вдруг пошевелился, улыбаясь во сне. Ведьма вздрогнула и, казалось, вцепилась в него ещё сильнее.
– Ай, мама, – захихикал мальчик, – задушишь.
Милица не ответила, но будто очнулась ото сна. Она ослабила хватку и погладила сына по щеке. С содроганием заметила, что ожоги на красивом детском личике уже стали совсем тёмными, почти как в тот момент, когда она видела его таким малышом в прошлый раз. Однако, судя по всему, волдыри и рытвины не причиняли ему боли.
Океан увернулся от ласки и в удивлении поглядел на остальных:
– Почему вы опять плачете? – спросил он, переводя взгляд от одного лица на другое. – Я вас чем-то обидел? Меня будут ругать?
Бажен ухмыльнулся и потрепал его по волосам:
– Нет, ни в коем случае.
– А что тогда… – Океан вдруг прервался на полуслове.
Его взгляд, напуганный и острый, был устремлён за спины родителей – туда, где пестрели одинаковые хрустальные лица. Мальчик издал глухой звук, будто кто-то ударил его в живот и выбил весь воздух из лёгких. Воспоминания об астрале обрушились на него все разом: годы в пустоте и одиночестве, невозможности найти свой путь, тоска и постоянная, бесконечная боль.
– Та тётя, – выдохнул он, указывая пальцем на нескончаемый хоровод из копий Хытр. – Она приходила к нам. Это… Это она! Я вспомнил!
В тот же миг ожоги разом стали реальными, и мальчик закричал. Боль пронзила всё маленькое тело от кончиков пальцев до каждого сустава.
– Дублия Животь! – в один голос выкрикнули Красибор с Фимой, и, к их счастью, раны Океана начали затягиваться, его крик утих, сам он обессилено обмяк в родительских объятиях, бормоча:
– Не пускайте эту тётю домой. Она злая.
Милица впервые за долгое время подала голос:
– Не впустим, не бойся. Спи, сынок. Спи.
Никто не хотел тревожить последние секунды их ласки, но тишина не продлилась долго. Раздался голос Романа:
– Крас, разреши мне стрелять!
– Что? – он хмуро поглядел на друга, не сразу поняв в чём дело. – Нет.
– Сними с меня клятву! – завопил тот. – Срочно!
– Иди ты к бесам!
– Крас! Она сейчас нападёт!
Фима видела, как неожиданно пропасти зрачков Красибора расширились от понимания. Он выкрикнул разрешение, снимавшее узы клятвы с Романа, а сам тут же вскочил на ноги, затравленно оглядываясь вокруг. Фима последовала его примеру, и через мгновение десятки копий Хытр, будто только и ожидая, когда на них обратят внимание, вдруг ринулись внутрь купола. Они изменялись на глазах: руки одних вытягивались и заострялись, становясь гигантскими лезвиями, из тел других вырастали длинные изогнутые шипы, готовые нанизывать на себя врагов. Одна из таких Хытр неслась на Бологовых: Бажен рефлекторно, почуяв опасность, накрыл собой жену и сына, но магические копья были такими длинными, что хрустальная