Осознав это, Гриф не на шутку испугался за парня. Он не был уверен, что менее опытный товарищ сможет разгадать этот маневр. Сталкер перевел беспокойный взгляд на вход в тоннель. Смотрел пристально несколько минут, но ничего не увидел, ни крадущейся фигуры, ни всплывающей над краем ограждения головы с вытаращенными, перепуганными глазами. «Ява, скорее всего, будет ждать моего сигнала. Точно. Он не дурак. Будет сидеть, как мышь и усераться от страха», - подытожил сталкер.
Время шло, ничего не происходило. Чтобы занять себя, Гриф стал рассматривать приборную панель и прочие тумблеры, рычажки и рычаги, разбросанные по кабине. Пару черных переключателей он обнаружил даже над головой. Особое внимание уделил рычагам, передающим движение и усилия на наружные манипуляторы.
Гриф взялся за прорезиненные рифленые рукоятки, ощутил, как они удобно, плотно легли в ладони. На их расширяющихся верхних частях обнаружились кнопки. На правой - сдвижной предохранитель, выкрашенный в красный цвет, под ним кнопка такого же цвета. Ассоциативно Гриф связал ее с применением вооружения. В голове промелькнули кадры из множества фильмов, где летчик-истребитель четким движением большого пальца откидывает предохранительный чехол, жмет на похожую кнопку, из-под крыла стартует ракета.
Хотя... Положение усугублялось тем, что, в отличие от множества прочих элементов управления, под красной кнопкой не находилось никакой надписи. Поддавшись первому порыву, Гриф было вознамерился понажимать на прочие, менее пестрые кнопки, пощелкать тумблерами, переключателями, но остановился. Все может пойти не так, как он себе это представляет. Несмотря на слой пыли на рычагах и панели, на длительное пребывание робота в «коме», все же оставался ничтожный шанс, что не все так однозначно.
Рычаги по обе стороны от него не вызвали подозрений. Их он испытал в полной мере. Приводы выдвигались и задвигались, сгибались и выпрямлялись, поворачивались, делали все, что мог изобразить сталкер руками. При этом он не испытал ни малейших затруднений. Рычаги словно бы подхватывали его движения. В сочленениях сгибались бесшумно, мягко. На самом деле Гриф ожидал от военной техники нечто другое, что-то похожее на БТР - жесткое, с усилием переключающееся, громоздкое, скрипучее, дребезжащее.
Мысленно сталкер отсалютовал оборонпрому и снова вернулся к приборной панели. «МАСЛО», «ВОДА», «ГЕНЕРАТОР», «ФАРА ИК», ФАРА ОС», «ЭУ», «ОПОРА ЛЕВ», «ОПОРА ПРАВ», «ПОЖАР», «ПУСК», «БАТАРЕЯ», «ОГУ», «ФИЛЬТР», «АНОМАЛИЯ», «ОСТАНОВКА»… Кое-что Гриф понимал, но в основном даже известные слова несли потаенный для него смысл, к примеру, «пуск» или «батарея». Пуск чего? Какая батарея?
Время шло, сталкер закончил ознакомительный осмотр кабины и снова вернулся к прерванным размышлениям - что предпринять в сложившейся ситуации. Перебрав скудные варианты, сам того не замечая, соскользнул в воспоминания.
Она подросла, вытянулась. Несколько фотографий Гриф нашел на ее страничке в «Одноклассниках». На всех фото Танюшка улыбалась и казалась счастливой. Грифу очень хотелось думать, что так оно и есть. Он долго смотрел на ее снимок в полный рост. Всматривался, искал разницу между левой и правой ногой, подспудно под тканью спортивных брюк видел лиловые послеоперационные швы, стягивающие и обезображивающие юную плоть. Подумал, может, потому она и носит брюки, чтобы их скрыть? В то же время поражался, какая она стройная и красивая.
Со сдержанной гордостью, осознавал, что в этом и его заслуга. А потом мысли вильнули в другую сторону, как это случалось в последнее время частенько. Перед внутренним взором, словно по безоблачному небосводу с ярким солнцем в зените, который он видел лишь в прошлой жизни, поползли серые, мрачные тучи с лицами тех, кого он отдал на заклание зоне ради ее счастья. Умиление от созерцания дочери растаяло, на душе стало скверно и гадостно. Он постарался разогнать темноту, которая в его мыслях всегда, словно тень, шла за Танюшкой. Он с поспешностью стер оба воспоминания, словно боялся, что одно запачкает другое.
Гриф снова вернулся к приборной панели. Зацепился за тумблер, перепрыгнул на пыльный круг со стрелкой, соскочил на черную кнопку. Попытался вернуться к ситуации, но думать, в принципе, было уже не о чем. Все, что мог, он уже передумал, оставалось только ждать. Мысли снова потянулись в воронку, закручиваемые невидимым смерчем навязчивости.
На одной из фотографий Танюшка стояла между Светланой и плюгавеньким мужичонкой. Его рука лежала на плече девочки. Все они улыбались, были загорелыми, одеты по-летнему, а за их спинами виднелись бескрайние водные просторы и пальмы. Из комментария становилось ясно, что Танюшка с семьей проводит каникулы на Кубе.
Вспоминая этот снимок, Гриф испытывал какую-то тянущую глубинную боль. В груди начинали разгораться, раздуваемые ветерком утраты и какой-то исковерканной несправедливости, тлеющие угли ревности и еще чего-то нехорошего. Он понимал, что они считают его погибшим. Он лично приложил все усилия, чтобы они так думали. Понимал, что прошло много времени. Понимал, что для Танюшки так будет лучше и Светлане легче воспитывать дочь. Понимал, что, судя по снимку, им с этим плюгавеньким хорошо. Лицо у него не злое. Ну и что с того, что он тощий, как дрищ, и лысый. Все это Гриф понимал, но, помимо воли, испытывал чувство, от которого избавиться было выше его сил. Он ощущал не предательство, но что-то близкое к этому.
«Я все, отломанный ломоть, - думал сталкер, - они там, я здесь. Я сам себя зарыл в могилу. Чего я ждал? Не надо мне к ним примазываться. Я мертвец, а им жизнь надо строить. Теперь мы с Явой вдвоем. У меня никого нет, у него никого, тут наша грядка, на зоне. И деньги… Не надо им высылать. А то заподозрят еще чего. Не надо болячки бередить и давать ложные надежды. Умер, значит умер. Потом, может, когда учиться пойдет, проявлюсь разок, оплачу и снова сгину. Если, конечно доживу, - Гриф мысленно усмехнулся. - Хотя, почему, доживу. Вот вернемся с Явой, в тот же день попрошу Гейгера открыть в банке специальный счет. Черт, не забыть бы. Память дырявой становится. Да, так и сделаю», - Гриф закивал своим мыслям.
«Папочка, папуля, как тебя люблю я», - в начавшей седеть, исполосованной шрамами, неаккуратно стриженной в местной парикмахерской голове сталкера зазвучал самый дорогой в мире голосок. Поневоле сталкер заулыбался. Сколько