Дорога вела их по долине Лимбрета, мимо их солдатского строя, а затем вокруг холмов; после этого, с каждым тяжелым шагом, который делали лошади, дорога, казалось, становилась все хуже. Трава и мох по обеим сторонам этой части дороги были желто-серыми, увядшими. Это была первая болезнь, которую Вандиен заметил в мире Лимбрета. Он покусывал кончики своих нестриженых усов, наблюдая, как серые налегают на упряжь. Дорога была крепкой и хорошей, вплоть до того момента, как они скрылись из виду Лимбретов. Их драгоценные камни все еще тускло мерцали в небе позади них. Одно колесо внезапно провалилось в размокший участок дороги. “Проклятье!” - прорычал Вандиен, но упряжка упорно тащилась вперед, и фургон выехал. Вандиен вытер пот со лба и посмотрел на дорогу. Она неуклонно поднималась обратно к холмам; такой уклон и размокшее дорожное полотно могли оказаться выше сил упряжки, и не было никаких признаков того, что дорога станет лучше.
Черный конь появился снова, легко направляясь к нему, комья дерна и грязи летели из-под его алых копыт, Холлика скакала высоко и грациозно. Голова брурджанки была повернута назад, чтобы заглянуть через плечо.
- Холлика! - позвал он ее. - Я собираюсь немного притормозить и дать лошадям передохнуть.
Она ничего не ответила, но грациозно развернула лошадь и остановилась рядом с дощатым сиденьем фургона. Усталая упряжка благодарно фыркнула при остановке. Вандиен закрыл лицо руками и потер глаза. Вечный полумрак этого места навевал на него постоянную сонливость. Хотя бы раз ему хотелось увидеть это место под лучом солнца.
- Как долго дорога будет такой плохой?
Она пожала плечами и одарила его брурджанской улыбкой.
- Недолго. Потом становится еще хуже, когда дорога начинает по-настоящему подниматься. - Черный переступил с ноги на ногу, издавая влажные шлепающие звуки. - Обочины не лучше, чем сама дорога, - ответила Холлика на его вопросительный взгляд. - Возможно, подземный ручей. Я вижу, как твои колеса проваливаются, даже пока мы разговариваем.
- Штучки Лимбрета, я думаю.
- Неважно, - она снова пожала широкими плечами. - Неважно, что является причиной этого, важно то, с чем мы должны разобраться.
- Да, - Вандиен заглянул глубоко в глаза, оказавшиеся на одном уровне с его собственными. Они были проницательными, темными и по-своему мудрыми. Вандиен резко спросил: - Почему она продолжает? К чему?
- К тому, что Лимбрет сказал ей делать это.
- Но как же я? - Он не смог сдержать боли и возмущения, прозвучавших в его голосе. - Как будто она никогда не знала меня или не беспокоилась об этих лошадях, она просто идет дальше. - Его собственные темные глаза впились в Холлику. - Когда она была с тобой, она вообще говорила обо мне?
Холлика слегка пошевелилась в седле.
- Если бы ты позволил мне, - начала она тихим и рассудительным голосом, - я могла бы отвести тебя в фургон, положить на спину и заставить забыть о Ки. По крайней мере, на время.
Он отвел от нее взгляд, в ужасе качая головой.
- Это не то, чего я хочу, - сказал он, не зная, как объяснить.
- Я не говорила, что хочу этого. Я просто сказала, что, будь у меня возможность, я могла бы это сделать. Я могла бы настолько заполнить твой разум и твои чувства мной, что ты бы какое-то время не думал о Ки, что бы ты к ней ни чувствовал. Впоследствии она вернулась бы в твой разум. Возможно. - Снова жесткий оскал зубов. - Прямо сейчас Лимбрет заполняет весь ее разум и чувства. То, что она чувствовала к тебе в прошлом, скрыто, стерто другим присутствием. Ты понимаешь, о чем я тебе говорю?
- Думаю, понимаю. Я думаю, ты очень вежливо говоришь, что Ки никогда даже не упоминала моего имени. - “Я больше никогда не скажу, что брурджанцы лишены вежливости”, - печально подумал он.
- Черт возьми, кто вообще из нас слушал? Мы обе были полны Лимбретами, разговаривая только с ними, хотя нам казалось, что мы разговариваем друг с другом. Я не помню и половины того, что я сказала, не говоря уже о том, что лепетала ромни. Когда Лимбрет заполнил меня, все остальное было просто фоном. Мне было хорошо. Всему внутри меня было хорошо. Когда я думала о вещах, которые мне нравились в прошлом, например, о Черном, я была благодарна Лимбретам за то, что они просветили меня относительно природы любви и того, что я должна позволить ему идти своим путем, если я действительно люблю его. И я должна отправиться к Лимбретам, чтобы стать полноценной и обрести покой. Ты улавливаешь суть? Но я поверила в это тогда, и Ки все еще полна этого. Это больше похоже на то дерьмо, как думаете и чувствуете вы, люди. Смотри, Вандиен, она ушла от тебя. Ты это знаешь. Ты знаешь, что она делает. Она все дальше от тебя. Ты знаешь, чего ты хочешь. Ты хочешь, чтобы она была с тобой. Так что ты знаешь, что делать. Иди и забери ее. Все намного проще без дерьма типа “Я думаю” и “я чувствую”.
- Но как насчет того, чего она хочет? Предполагается, что меня вообще не должно волновать то, чего она желает?
- Черт возьми, нет. Ки сама справится. Когда мы найдем ее, ты можешь сказать: “Я хочу, чтобы ты пошла со мной”. Если она скажет “нет”, ты можешь сразиться с ней. Кто победит, тот и победит. Все просто.
- Должно быть, приятно быть брурджанцем.
Странный взгляд, а затем снова сверкание зубов.
- Приятно быть кем угодно, когда ты им являешься, вместо того, чтобы думать об этом. Послушай, у нас нет на это времени. Нужна какая-нибудь помощь с упряжью?
Вандиен выпрямился и пробежался глазами по лошадям.
- По-моему, все в порядке.
- Конечно, все в порядке, если ты не планируешь никуда ехать.
Вандиен выглянул из-за борта фургона; колеса еще глубже погрузились в грязь. Он оценил это опытным взглядом.
- Выглядит плохо, но серые еще справятся. Это будет медленно, но они это сделают.
- Через это? - скептически спросила Холлика, указывая на дорогу.
- Думаю, да, и я хочу попробовать. Я тащил этот фургон по холмам и похуже этого.
- Да? И я прорывалась сквозь формирования, которые оказывали большее сопротивление, чем это. Но