Их глаза встретились. Ее глаза были зелеными, чего он не смог определить со своего предыдущего наблюдательного пункта; редкий цвет для глаз в этой части мира. Она выглядела так, словно когда-то легко улыбалась, но уже некоторое время не делает этого. Теперь на ее лице был гнев, приправленный страхом, но не было убийственной жажды, не было ощущения своей полной власти над его беспомощностью. К тому времени, когда он все это осознал, он также знал, что она не собирается убивать его, не может провести лезвием по его горлу, как и он не может размозжить ей голову. Она была такой же нелепой, как и он. Абсурдность их теперешних поз внезапно зазвенела в его сознании так же ясно, как большой колокол. Он рассмеялся. Она хмуро посмотрела на него, прекрасно понимая, что его позабавило, но отказываясь позволить этому позабавить себя - отказывая ему. В этом и заключался вызов: люди, способные разделить шутку, должны разделять ее, а не сидеть друг у друга на груди и притворяться такими же тупыми, как все остальные.
- С этого момента я узнал тебя, Ки. - Его собственные слова вывели его из задумчивости. Он поднял палец, чтобы коснуться улыбки на своем лице. - Тебе придется подумать еще раз, если ты полагаешь, что сможешь так легко от меня избавиться. - Но ирония ситуации не ускользнула от него. Тогда это была Ки с фургоном, а он был нуждающимся незнакомцем, который так бесцеремонно вторгся в ее жизнь. Теперь он сам сидел в хвосте фургона, а внутри в постели храпела заблудившаяся брурджанка. Что чувствовала Ки к нему тогда? Наверное, такое же раздражение, какое он чувствует сейчас. Он отмахнулся от этой мысли. Все было иначе. У Холлики не было ни капли его обаяния, теплоты и остроумия, не говоря уже о его обворожительной улыбке. Теперь его ухмылка была насмешливой. - Да ну это все, - сказал он вслух самому себе и двинулся за чайником и миской.
Подкупленные зерном, серые подошли к упряжи. Черный конь тоже пришел, покусывая серых, пока они не оставили и зерно, и упряжь. Вандиену пришлось вытрясти порцию зерна для вороного, прежде чем получилось успокоить упряжку и запрячь коней. К тому времени, как он закончил, он вспотел и пожалел, что не остановился приготовить завтрак.
Внутри кабинки Холлика все еще лежала на кровати. Вандиен залез внутрь и начал рыться в поисках еды на скорую руку.
- Я готов двигаться, - сказал он ей, нарезая сыр и колбасу на маленьком столике. Хлеб, сыр и колбаса; что ж, это было лучше, чем то, что он ел до того, как догнал фургон.
- Так иди, - пробормотала она из-под одеяла.
- Я беру фургон.
- Только слабоумный бы этого не сделал.
- Но ты все еще внутри него. Ты едешь со мной?
- Черт возьми, я сплю! - взревела Холлика, принимая сидячее положение на платформе. Ее голова ударилась о балку, и она упала обратно на подушку. С диким брурджанским проклятием она повернула свою огромную голову и уставилась на Вандиена покрасневшими глазами. - Люди! - фыркнула она.
- Не смотри на меня так! Вчера ты сказала, что возвращаешься к Вратам.
- Ну и куда, черт возьми, ты направляешься после того, как догонишь ромнийскую идиотку?
- Назад к Вратам.
- Так какая же это разница? - Холлика натянула на себя одеяло обратно.
Вандиен недоуменно пожал плечами.
- Полагаю, никакой. Просто у меня сложилось впечатление, что ты считаешь Ки дурой.
Холлика быстро повернулась к нему лицом, обвиняюще указывая на него скрюченным пальцем с черным ногтем.
- И это еще одна ошибка, присущая людям. Они всегда хотят знать, что ты ДУМАЕШЬ, что ты ЧУВСТВУЕШЬ, в то время как все, что любому здравомыслящему существу нужно знать о другом, - это то, что оно делает. Я в фургоне, сплю, так что я должна ехать с тобой. Даже цыпленок мог бы догадаться об этом без долгих неприятных расспросов.
Вандиен прислонился спиной к стене и что-то прошипел ей сквозь зубы. У него не хватило слов. Он повернулся, чтобы уйти, и был уже на полпути к двери, когда ее голос остановил его.
- Ты дал зерна Черному?
- А как ты думаешь? - спросил он ее с диким удовлетворением. Дверь кабинки захлопнулась за ним.
Как только он вернул лошадей и все четыре колеса на дорогу, он увеличил их скорость до разумной. Черный легко поспевал за ними. Вандиен сердито посмотрел на него, но конь кивнул ему в ответ, подравнявшись к серым. Вандиен прислонился к дверце кабины. Ки не могла быть далеко впереди, и она не могла идти в таком темпе пешком. Ему просто нужно было набраться терпения. Дверь кабинки резко распахнулась позади него, и он упал назад в объятия Холлики.
- Дерьмо, - сухо прокомментировала она, глядя ему в лицо. Толчком она вернула его на место. Серые, сбившиеся с шага, возобновили ритм, когда его руки крепче сжали поводья. Брурджанка выбралась из кабины, протиснулась в узкую дверцу и неловко уселась на дощатое сиденье. Сиденье было недостаточно большим для нее; она впилась ногтями, чтобы удержаться на месте. От нее пахло рыбой.
- Что такое Лимбрет? - спросил он ее.
У нее вырвался короткий смешок.
- Будь я проклята, если знаю, - она немного помолчала, размышляя. Вандиен позволил ей не торопиться. - Знаешь, ты прав. Это вода. Чем дольше я нахожусь вдали от нее, тем лучше понимаю. - Она нахмурила брови и наморщила нос. - Лимбрет пришел ко мне во сне. Последнее, что я помню о Джоджоруме, - это как я пила в компании с людьми-новичками. Рулька,