Осталось лишь решить, как лучше добраться до этой самой двери.
Что, если сделать неожиданно быстрый рывок вперёд и, опередив женщину, запереть дверь изнутри? Пусть потом она даже высадит эту дверь – ничего страшного, в его руке уже будет пистолет, и тогда…
А если он не успеет первым достичь желанной двери?
Такое было вполне вероятно, и О’Нил решил пойти на хитрость. Физическая мощь его рабочей жены несомненна, но, возможно, разум её ещё не пробудился целиком? Недаром же она застыла сейчас в каком-то странном оцепенении, недаром всё время молчит…
– Сходи, покорми коров! – словно ничего и не случилось проговорил О’Нил, следя за тем, чтобы голос его звучал твёрдо и убедительно. – И молоко надо перелить… оно там уже через край переливается…
Он не особо рассчитывал, что это сработает, и потому не особенно огорчился, когда оно и в самом деле не сработало. Рабочая жена даже не шевельнулась. Неизвестно было – услышала она приказание мужа или нет…
Что ж, возможно оно и к лучшему!
– Не хочешь – не надо! – как можно более благодушно проговорил О’Нил и даже улыбнулся (что стоило ему немалых усилий). – Иди тогда, полежи. Или, ещё лучше, прогуляйся по саду, ежели желаешь…
И вновь никакой реакции. Женщина продолжала стоять неподвижно, как статуя. Она, кажется, даже не моргала, что ещё больше сближала её со статуей.
– Ну… тогда поступай, как знаешь! – проговорил О’Нил всё тем же благодушным и безразличным тоном. – А я пойду к себе, отдохну малость. Голова что-то разболелась…
И он сделал шаг по направлению к заветной двери. Сердце сильно стучало в груди, подсознательно фермер ожидал со стороны жены каких-то враждебных действий, но она даже не пошевелилась. Ободрённый этой её неподвижностью, он сделал ещё один шаг, потом ещё… Кажется, О’Нил всё же был прав насчёт заторможенности умственных способностей женщины. Уже спокойно, не торопясь, шёл он в сторону внутренних покоев, а рабочая жена всё ещё оставалась неподвижной. Вот до двери осталось всего три каких-то шага… вот уже всего два…
И тут случилось невероятное. Только что рабочая жена фермера стояла неподвижно на прежнем своём месте… и вдруг она очутилась прямо пред мужем, преграждая ему, таким образом, дальнейший путь.
Ошеломленный О’Нил остановился, не веря своим глазам. Он не мог понять, каким образом смогла женщина переместиться с места на место так быстро, почти мгновенно. Такого не могло быть, никак не могло!
И, тем не менее, сейчас опасная эта женщина стояла между ним и такой желанной дверью. Она вновь застыла в прежней неподвижности, но это ничего не значило, ровным счётом ничего. Путь к оружию для фермера был надёжно перекрыт.
Или всё же попробовать?
– Отойди в сторону! – проговорил О’Нил, стараясь говорить как можно твёрже и убедительней. – Я приказываю тебе сейчас же отойти в сторону! Отойди и дай мне пройти!
Сильнейший удар в грудь заставил О’Нила вновь пролететь через всю столовую и больно треснуться спиной о противоположную её стену. И вновь он даже не заметил, когда же она успела нанести удар, эта женщина.
«Дрянь дело!» – борясь с нарастающей паникой, О’Нил вскочил на ноги и, шатаясь, бросился к выходу. Он запрёт дверь снаружи, успеет вскочить в электрокар. А там соседи… они защитят, не дадут в обиду…
И вновь женщина эта каким-то непонятным способом успела оказаться у двери раньше его. Она словно играла с бывшим своим мужем в кошки-мышки.
Пока только играла…
– Что тебе нужно?! – испуганно прохрипел О’Нил, медленно пятясь и отходя всё дальше и дальше от двери. – Оставь меня в покое, слышишь?! Делай что хочешь, иди куда пожелаешь – но только оставь меня в покое!
Блуждающий взгляд фермера внезапно остановился на столе. Там, среди прочего, лежал нож, длинный и довольно острый хлебный нож…
Схватив левой, работоспособной ещё рукой этот нож и высоко вскинув его над головой, О’Нил с отчаяньем обречённого бросился к жене.
– Прочь с дороги! – что есть силы заорал он, размахивая ножом. – Прочь, или убью!
И вновь О’Нил не заметил самого момента удара, он даже не понял, рукой или ногой нанесла женщина свой удар (кажется, всё же ногой). Ощущение было таким, словно по левой его руке ниже локтя врезали со всего размаха массивной железной кувалдой. Послышался короткий сухой треск ломающихся костей, по всей руке, начиная с плеча и заканчивая самыми кончиками пальцев, полыхнула вдруг острая, нестерпимо-жгучая боль. Нож, отлетев в сторону, жалобно звякнул о паркет…
– Ты сломала мне руку?! – удивлённо, словно ещё не до конца поверив в это, прохрипел О’Нил, лихорадочно ощупывая искалеченную левую руку повреждённой правой. – Ты мне её сломала! – закричал он что есть силы. – Как же ты посмела сделать такое, паскуда?!
Нежные губы женщины шевельнулись вдруг в зловещей какой-то усмешке.
– Ты – покойник! – проговорила она… и голос женщины тоже показался фермеру совершенно даже незнакомым. – Ты что, ещё не понял этого?!
Момент следующего удара О’Нил всё же успел уловить. У женщины чуть дёрнулась левая нога и почти сразу же острая жгучая боль полыхнула уже по правой руке фермера. Сухой треск костей, отчаянный вскрик… и перебитая правая рука О’Нила повисла такая же неподвижная и беспомощная, как и левая…
«Она и в самом деле хочет убить меня! – молнией пронеслась в голове О’Нила запоздалая паническая догадка. – Она хочет убить меня, и я ничем не могу помешать ей!»
Изувеченные руки не действовали совершенно, фермер не мог пошевелить даже кончиками пальцев. К тому же от нестерпимой боли кружилась голова, она едва не раскалывалась на части. С трудом сдерживаясь, чтобы не заорать дурным голосом от охватившего его ужаса, О’Нил медленно отходил от спасительной входной двери всё дальше и дальше, а женщина просто шла следом и всё не сводила и не сводила с бывшего своего хозяина холодного загадочного взгляда. Потом плечи фермера ощутили за собой твёрдую шероховатость стены, и он вынужден был остановиться. Женщина тоже остановилась, большие голубовато-зелёные глаза её словно потемнели разом, зрачки резко сузились…
– Не надо! – просипел О’Нил, лязгая зубами от страха. – Не убивай!
Острая, нестерпимо-жгучая боль полоснула на этот раз по ногам фермера, сразу по обеим. Отчаянно-звериный рёв О’Нила слился в единое целое с треском его берцовых костей и целиком заглушил зловещий этот треск. А потом грузная туша фермера тяжело рухнула на пол.
О’Нил не ощущал больше ни рук, ни