Немного совладав с непослушным своим телом, Настя попятилась, что вновь привело жуткое существо в неописуемую ярость. Схватив Чёрную книгу обеими руками, тварь с Вероникиным обличьем швырнула её на пол, и тотчас же Книга принялась вновь превращаться, но не в кота уже, а в то страшное уродливое чудовище, которое немногим ранее здорово помогла Насти, испугав пьяных мерзавцев на улице. Правда, сейчас на помощь его Насте рассчитывать не приходилось, наоборот, скорее…
Чудовище двинулось в сторону Насти с низким утробным рычанием. Оно двигалось не прямиком к девушке, а как бы обходя её сбоку… видно было, что в планы жуткого существа с телом Вероники убийство Насти не входило (пока, во всяком случае). Настю нужно было просто максимально приблизить к гробу, и утробно рычащее чудовище с задачей этой справлялось великолепно. Испуганная Настя сама пятилась в сторону гроба, а мёртвая Вероника или кто-то другой в её теле уже поджидала Настю, широко растопырив руки со скрюченными хищно пальцами. Это был конец, конец всему и спасения не предвиделось даже. Настя поняла, что погибает, но сил сопротивляться уже не было, совершенно не было сил для сопротивления… сон это был или не сон, всё это не имело уже ни малейшего даже значения…
– Моя! – в сладострастном каком-то упоении шептало жуткое существо в гробу. – Ближе… ещё ближе!
Страшные мёртвые глаза, светящиеся зеленоватым внутренним светом, буквально гипнотизировали, лишали рассудка, лишали возможности не только сопротивляться, но даже подумать о самой возможности такого сопротивления. В отчаянии Настя крепко зажмурила глаза и… услышала вдруг грузные заплетающиеся шаги со стороны кухни. Пьяное неразборчивое бормотание Вероникиного отца прозвучала в это мгновение для воспрянувшей духом Насти поистине ангельским пением, ибо чёрная тварь за спиной тотчас же принялась стремительно съёживаться, вновь превращаясь в книгу. А само жуткое существо с обличием Вероники, яростно захрипев напоследок и метнув в Настину сторону ненавидящий взгляд, в котором уже затухало зеленоватое адское пламя, тяжело опрокинулось на подушку и снова застыло в полной неподвижности.
Обретя вдруг прежнюю свободу движения и отчаянно закричав, Настя повернулась и стремглав выбежала из комнаты. В тесной прихожей она чуть не сшибла с ног ничего не соображающего Вероникиного отца, пробежала мимо его и, выбежав из квартиры, помчалась вниз по лестнице, потом как-то внезапно оказалась уже на улице…
Дальнейшие её воспоминания носят смутный, отрывистый и крайне противоречивый характер.
Какие-то люди громко кричали ей вслед, даже пытались остановить, задержать, а она всё бежала и бежала вдоль тёмных жутких улочек, сама не ведая, куда и зачем. За ней уже гнались следом, ей что-то кричали, а Насте всё казалось, что это настигает её то жуткое существо с лицом и телом мёртвой Вероники. И не было сил бежать дальше, совершенно не было больше сил, и Настя, споткнувшись, наконец, обо что-то, упала, больно ударившись плечом и щекой о твёрдый асфальт. А к ней уже подбегал кто-то невидимый, а, может, и видимый, ибо как можно хоть что-либо увидеть, ежели глаза твои крепко, до боли зажмурены…
Настю схватили за плечи, за руки, её попытались поставить на ноги, а она, дико завизжав от ужаса, стала вырываться, царапаться, кусаться даже… но всё оказалось тщетным. Потом Настю куда-то несли, и она поняла, что это те самые пьяные отморозки наконец-таки до неё добрались, что все они в сговоре с жутким существом из гроба… а вот сейчас её тоже швырнут в гроб рядом с существом и вместе опустят в могилу! И Настю действительно положили в гроб, сверху захлопнули крышку и монотонно стуча молотками, принялись заколачивать эту самую крышку.
Рыдая и захлёбываясь от слёз, Настя изо всей силы била кулаками изнутри и просила выпустить её, но там, снаружи громко играл оркестр, никто не услышал сдавленные отчаянные крики Насти. А потом гроб медленно начали опускать вниз, в могилу, оркестр грянул что есть мочи, и Настя, отчаянно закричав напоследок от ужаса и полной безнадёжности, потеряла сознание…
Очнувшись, Настя обнаружила, что лежит в кровати в какой-то небольшой светлой комнате. По запаху лекарств, по отдельным приглушённым голосам доносящимся из коридора, по массе других признаков Настя безошибочно определила, что находится в больнице.
Почему-то это совсем её не удивило.
Повернув голову влево, Настя вдруг обнаружила мать, и тоже совершенно этому не удивилась, принимая всё, как должное. Мать сидела на соседней койке, всего в палате было четыре койки, но кроме Насти и матери тут не было ни души – лицо матери было совершенно белым, глаза покрасневшие и влажные… влажными были и щёки матери. Увидев, что Настя очнулась и смотрит на неё, мать быстренько провела ладонью по лицу и молча улыбнулась дочери.
– Это больница? – тихо спросила Настя, и мать утвердительно кивнула, по-прежнему не сводя с дочери настороженных глаз. – Как я сюда попала?
Мать ничего не ответила, а Настя, осторожно приподняв голову, рассмотрела вдруг собственные свои ноги, торчащие из-под сбившегося одеяла. Ноги, вернее, их ступни были забинтованы.
– Что у меня с ногами?!
– Ничего страшного, – поспешила успокоить Настю мать. – Просто ты их порезала немного, когда… – мать запнулась на мгновение, – когда босиком по улице бежала…
«Так значит это был не сон! – подумала Настя, обессилено откидываясь на подушку и чувствуя, как откуда-то из самой глубины души вновь выползает страх. – Значит, всё это на самом деле со мной произошло! И то жуткое существо в теле мёртвой Вероники… где оно сейчас?!»
Мать словно угадала её мысли, не все, разумеется…
– Похоронили твою подругу, – произнесла она тихо, стараясь не смотреть при этом на Настю. – Ничего не поделаешь, доченька, так получилось! Не надо себя винить.
В глазах у матери вновь заблестели слёзы, и она снова, стараясь их скрыть, поспешно провела ладонью по лицу.
Но глаза Насти по-прежнему оставались сухими. Казалось, она даже не расслышала слов матери, думая о чём-то своём.
Но она их, конечно же, хорошо расслышала. Просто другие мысли, странные, тревожные, пугающие даже, полностью заполняли сейчас мятущееся сознание Насти, и места для того, чтобы в полной мере ощутить, прочувствовать всю боль и горечь утраты, не было там совершенно…
– Когда? – только и спросила она, тихо и даже деловито как-то. – Когда её похоронили?
– Позавчера! – мать взглянула на Настю удивлённо, с тревогой. – А что?
– Позавчера? – Настя снова приподнялась в кровати. – Так значит я… – новая неожиданная мысль пронзила вдруг сознание Насти… – Скажи! – Настя схватила мать за руку. – А её в самом