Зеркало разлетелось вдребезги, осколки дождём осыпались в раковину. Но перед тем, как последний фрагмент упал, Виктор успел увидеть в нём свой собственный взгляд — не искажённый зелёным пламенем, а пылающий привычным голубым огнём колец Копья Судьбы. Его собственный взгляд, его собственная сущность, по-прежнему доминирующая, несмотря на присутствие праматерии.
Крид выключил воду и вышел из душа, вытираясь большим полотенцем. Он чувствовал странное облегчение, словно прошёл важное испытание, доказал что-то не только праматерии, но и самому себе. Да, внутри него была тьма, было искушение властью. Но было и нечто большее, нечто, что он обрёл за века странствий, потерь и борьбы, — понимание истинной ценности жизни, любви, верности.
Виктор оделся и спустился вниз, к своей семье. Изабель готовила ужин, Александр помогал ей, расставляя тарелки на столе. Обычная, домашняя сцена, и всё же для Бессмертного она имела ценность большую, чем все сокровища мира, чем вся власть, которую могла предложить праматерия.
— Всё в порядке? — спросила Изабель, заметив его задумчивое выражение лица.
Виктор улыбнулся — искренне, тепло, без тени того злорадства, что искажало его отражение в зеркале.
— Да, — ответил он. — Всё хорошо. Просто… осознаю, как мне повезло иметь вас.
Он подошёл и обнял их обоих — Изабель и Александра, чувствуя, как праматерия внутри него затихает, успокаивается, словно признавая поражение. По крайней мере, временное.
В это мгновение, в кругу своей семьи, Виктор Крид, Бессмертный, носитель пяти колец Копья Судьбы, сосуд для силы, существовавшей до начала времён, был просто человеком. Мужем и отцом, любящим и любимым.
И, возможно, именно это и было его истинной сущностью, его настоящей силой — способность оставаться человеком перед лицом испытаний, превосходящих человеческое понимание. Способность выбирать любовь, а не власть. Защиту, а не разрушение. Жизнь, а не бессмертную пустоту всевластия.
* * *
Ночью, когда Изабель и дети уже спали, Виктор вышел на террасу виллы. Звёздное небо Умбрии раскинулось над ним, мириады светил мерцали в бархатной темноте, напоминая о бесконечности вселенной и мимолётности всего сущего.
Он чувствовал присутствие праматерии внутри — не агрессивное, как в ванной, а скорее… выжидающее. Древняя сила затаилась, набиралась энергии, изучала своего носителя, искала слабости и возможности.
Виктор знал: сегодняшняя победа была лишь началом долгой борьбы. Праматерия не сдастся так легко, не примет роль пассивного инструмента в его руках. Она будет искать способы влиять на него, манипулировать, искушать, и каждый раз ему придётся делать выбор заново.
Но сейчас, стоя под звёздами, чувствуя лёгкий бриз, доносящий запахи оливковых рощ и виноградников, Виктор Крид был спокоен. Он прошёл через бесчисленные испытания за свою долгую жизнь, и это — хоть и отличающееся от всех предыдущих — было просто ещё одним шагом на его бесконечном пути.
Завтра он проведёт больше времени с детьми, особенно с Софией, чтобы убедиться, что созданная им энергетическая система работает правильно. Возможно, начнёт обучать её основам контроля и понимания её дремлющего потенциала. Александру тоже стоит уделить внимание — мальчик явно заинтересовался своим наследием после сегодняшних событий.
И, конечно, ему нужно будет поговорить с Изабель — более открыто, более детально объяснить, что произошло с ним во время отсутствия, что он стал сосудом для праматерии, и какие последствия это может иметь для их жизни.
Но всё это — завтра. А сегодня Виктор просто стоял под звёздами, наслаждаясь редким моментом покоя, полностью присутствуя в нём, не думая о прошлом или будущем. Бессмертному, видевшему рождение и смерть цивилизаций, такие моменты простого, человеческого счастья были драгоценнее любых сокровищ, любой власти, любого знания.
И где-то глубоко внутри него, в самом центре праматерии, заключённой в энергетические капсулы, созданные кольцами Копья Судьбы, зарождалось нечто новое — не просто понимание или принятие, но странный, почти невозможный симбиоз между древней, космической силой и человеческой сущностью, сохранившейся в Викторе Криде вопреки тысячелетиям испытаний. Возможность не просто сосуществования, но синтеза, рождения чего-то нового, превосходящего сумму частей.
Это был лишь проблеск, тень возможности, но Виктор уловил его, почувствовал потенциал. И улыбнулся в ночи, глядя на звёзды, зная, что его путь продолжается, что история Бессмертного, ставшего сосудом для праматерии, только начинается.
А где-то вдалеке, наблюдая за ним глазами, скрытыми за тёмными стёклами очков, дон Себастьян тоже улыбался. План Хранителя разворачивался именно так, как было предначертано. И, хотя Виктор Крид пока не осознавал этого, он был лишь пешкой в игре гораздо более древней и сложной, чем борьба Бессмертного с Абаддоном. В игре, где на кону стояла судьба не только этого мира, но и бесчисленных других, существующих за гранью обычной реальности.
Но это уже другая история, которая ждёт своего часа, чтобы быть рассказанной.
КОНЕЦ
Виктор выключил воду и вышел из душа, вытираясь большим полотенцем. Он чувствовал странное облегчение, словно прошёл важное испытание, доказал что-то не только праматерии, но и самому себе. Да, внутри него была тьма, было искушение властью. Но было и нечто большее, нечто, что он обрёл за века странствий, потерь и борьбы, — понимание истинной ценности жизни, любви, верности.
Прежде чем одеться, Виктор подошёл к осколкам зеркала, разбросанным по полу ванной. В каждом из них отражался крошечный фрагмент его лица — словно разбитая мозаика, каждый элемент которой содержал лишь часть целого. Он наклонился и поднял один из осколков.
В нём отражался его глаз — но не с привычным голубым пламенем, а с шартрезовым светом, точно таким же, какой когда-то горел в глазах Абаддона. Крид моргнул, но отражение не изменилось. Только теперь он заметил странную деталь — в центре шартрезового пламени пульсировало крошечное голубое ядро, словно напоминание о том, что некогда было его сущностью.
Внезапно Виктор почувствовал, как что-то изменилось внутри него. «Книга Теней», спрятанная во внутреннем кармане его плаща, словно нагрелась, испуская странную энергию. Он достал её и открыл на странице, созданной из его собственной кожи.
Сложные символы, начертанные его кровью, мерцали теперь не голубым, а странным бирюзовым светом, балансирующим между привычной синевой и чуждым шартрезом. А среди них проступали новые знаки — руны, которых он точно не помнил, складывающиеся в одно слово: АББАДОН.
Виктор застыл, глядя на это имя, и внезапно его сознание словно раскололось. Воспоминания, которые