— В нашей последней партии у меня были белые, — ответил Виктор. — Я проиграл. Так что теперь, наверное, ваша очередь начинать.
Дон Себастьян усмехнулся и повернул доску белыми к себе. Его длинные пальцы, унизанные старинными кольцами с загадочными символами, передвинули пешку е2-е4 — классическое начало.
— Как поживает ваша семья? — спросил он непринуждённо, словно они были старыми друзьями, встретившимися после долгой разлуки. — Близнецы, должно быть, растут не по дням, а по часам. Особенно София. В ней есть потенциал, который даже вы не до конца осознаёте.
Виктор напрягся. Он ненавидел, когда кто-то упоминал его детей, особенно существа вроде дона Себастьяна, чьи цели и намерения всегда оставались загадкой. Но вместе с тем он понимал, что Хранитель вряд ли представляет угрозу для его семьи. Если бы он хотел причинить им вред, у него было множество возможностей сделать это.
— Они в полном порядке, спасибо, — ответил Крид, делая свой ход — классическую сицилианскую защиту. — Но я здесь не для светской беседы. Ли Вэй сказал, что равновесие нарушено. Что что-то приближается из-за врат времени. И что вы знаете, как это остановить.
Дон Себастьян снял очки, и Виктор увидел его глаза — глубокие, древние, в них действительно пульсировало синее пламя, но более тёмного оттенка, чем у самого Крида, почти фиолетовое.
— Остановить? — переспросил испанец с лёгкой улыбкой. — А кто сказал, что это нужно останавливать? Возможно, это часть естественного порядка вещей. Эволюция мироздания, если хотите.
Он сделал ещё один ход, выводя коня на f3. Классическая, выверенная игра.
— Знаете, Крид, — продолжил дон Себастьян, отпивая чай, — в мире нет абсолютного добра или зла. Нет плохих или хороших сил. Есть только… силы. Одни способствуют порядку, другие — хаосу. Но ни те, ни другие не являются злыми или добрыми сами по себе.
Виктор нахмурился, делая свой ход.
— Звучит как оправдание для тех, кто творит зло, прикрываясь философией, — заметил он. — Я видел достаточно за свою жизнь, чтобы знать: есть поступки и существа, которые нельзя назвать иначе как злыми.
Дон Себастьян покачал головой, перемещая своего слона.
— Вы мыслите человеческими категориями, друг мой. Это понятно — вы были человеком когда-то, очень давно. Но теперь вы нечто большее. И должны видеть картину шире.
Он сделал паузу, внимательно изучая доску.
— Возьмём, к примеру, вас и Абаддона. Две противоположные силы, вечные противники. Но что, если я скажу вам, что вы две стороны одной медали? Что без него не было бы вас, а без вас — его?
Крид почувствовал, как внутри поднимается гнев. Он помнил всё, что сделал Абаддон, — разрушенные города, погубленные жизни, хаос и страдания, которые он сеял веками. Сравнение с этим существом казалось оскорблением.
— Если вы думаете, что я чем-то похож на Абаддона, то плохо меня знаете, — холодно ответил Виктор, агрессивно двигая ферзя.
Дон Себастьян улыбнулся, словно именно этого ответа и ожидал.
— Все мы изначально более склонны к эгоизму, чем к альтруизму, — мягко заметил он. — К насилию, чем к миру. К разрушению, чем к созиданию. Таков наш базовый инстинкт. Но мы учимся. Растём. Эволюционируем.
Он сделал неожиданный ход конём, ставя под угрозу позицию Виктора.
— Абаддон не был рождён демоном, знаете ли, — продолжил испанец. — Когда-то, очень давно, он был таким же, как вы — защитником, воином света, если хотите этот пафосный термин. Но что-то сломало его. Изменило. Трансформировало.
Крид нахмурился ещё сильнее, лихорадочно обдумывая следующий ход — и на доске, и в разговоре.
— К чему вы клоните? — спросил он, наконец делая ход, защищая свою позицию.
Дон Себастьян наклонился вперёд, и Виктору показалось, что синее пламя в его глазах стало ярче.
— К тому, мой бессмертный друг, что тонкая грань отделяет героя от злодея. И что даже самый благородный воитель может превратиться в своего злейшего врага, если забудет, за что сражается. Если позволит своей силе стать самоцелью, а не инструментом.
Он сделал ещё один ход, и Виктор с удивлением обнаружил, что его позиция стала критической. Еще пара ходов, и мат неизбежен.
— Что приближается из-за врат времени? — прямо спросил Крид, не желая больше ходить вокруг да около. — Что угрожает равновесию?
Дон Себастьян вздохнул, словно сожалея о неспособности Виктора оценить глубину философской беседы.
— Древняя сущность, — ответил он. — Настолько древняя, что даже такие, как я, помнят о ней лишь из преданий. Она была запечатана за вратами времени эоны назад, когда мироздание ещё формировалось. Теперь же печати слабеют.
— И почему нельзя просто остановить её? — спросил Виктор. — Уничтожить, как я уничтожил Абаддона?
Глаза дона Себастьяна сверкнули ярче.
— Во-первых, вы не уничтожили Абаддона, — сказал он. — Вы трансформировали его сущность, рассеяли, но не уничтожили. Это невозможно. Такие силы, как он, не умирают — они лишь меняют форму.
Испанец сделал очередной ход.
— А во-вторых, эта сущность слишком фундаментальна для структуры реальности. Уничтожить её — всё равно что удалить один из элементов из периодической таблицы. Это приведёт к коллапсу всей системы.
Виктор почувствовал, как холодок пробежал по спине. Если даже Хранитель говорил так об этой угрозе, то она действительно была чем-то, выходящим за рамки обычных опасностей.
— Что же тогда делать? — спросил он, понимая, что на доске его положение безнадёжно. Мат в два хода, как ни крути.
Дон Себастьян вернул очки на место, скрывая пылающие глаза.
— Интегрировать, — просто ответил он. — Найти способ включить эту силу в существующую структуру реальности, дать ей место, роль, функцию. Как в любой хорошей экосистеме — каждый хищник, каждый паразит имеет свою нишу, которая в конечном итоге способствует балансу целого.
Он сделал финальный ход.
— Шах и мат, кстати, — добавил испанец с лёгкой улыбкой.
Виктор изучил доску и признал поражение. Как и в прошлой их партии, дон Себастьян победил с элегантной неизбежностью, словно исход был предрешён с самого начала.
— И как именно вы предлагаете… интегрировать эту древнюю силу? — спросил