Когда близнецы наконец уснули, завернувшись в одеяла у затухающего костра, Виктор и Изабель ещё долго сидели рядом, держась за руки и глядя на звёзды. Им не нужны были слова — за годы вместе они научились понимать друг друга без них, в тишине и покое, которые ценнее любых признаний.
Наконец Изабель заговорила, её голос был едва слышен над шёпотом ночного леса:
— Ты вернёшься?
Виктор повернулся к ней, в его глазах отражались звёзды и голубые всполохи внутренней силы.
— Всегда, — просто ответил он. — Пока вы живы, я всегда буду возвращаться к вам.
Она кивнула, принимая это обещание, зная, что для такого существа, как Виктор Крид, «всегда» имело совсем иной вес и значение, чем для обычных смертных.
А когда первые лучи рассвета коснулись глади озера, Виктор поцеловал спящих детей, крепко обнял Изабель и ушёл — бесшумно, как тень, растворяющаяся в утреннем тумане. В кармане его плаща лежал древний компас, указывающий путь к Хранителю, а в сердце — твёрдая решимость вернуться к семье, защитив мир, в котором они жили, от угрозы, пробуждавшейся за гранью обычной реальности.
Он шёл не оглядываясь, но чувствовал эмоции, исходящие от тех, кого оставлял: спокойную уверенность Изабель в его возвращении; тихую грусть Софии, которая, даже во сне, каким-то образом знала, что отец ушёл; ровное дыхание Александра, чей практичный ум уже планировал эксперименты с подаренным компасом.
И эти чувства были для Бессмертного не бременем, тянущим назад, а источником силы, толкающим вперёд. Впервые за тысячелетия он сражался не только ради абстрактного спасения мира, но и для защиты конкретных людей, чьи лица стояли перед его внутренним взором.
С этими мыслями Виктор Крид начал своё новое путешествие, не зная, куда приведёт его древний компас, но твёрдо веря, что, какие бы испытания ни ждали впереди, любовь Изабель и близнецов будет его маяком в самой кромешной тьме.
* * *
Путь, указанный древним компасом, вёл на Балеарские острова. Стрелка неизменно показывала на юго-запад, пока Виктор пересекал Италию, затем Францию, и наконец достиг испанского побережья. Следуя этому указанию, Крид сел на паром до Майорки — жемчужины Средиземноморья, где вековые оливковые рощи соседствовали с модными курортами, а древние каменные городки прятались среди холмов, словно не замечая течения времени.
В порту Пальмы компас повёл себя странно — стрелка начала вращаться, словно не могла определиться с направлением. Бессмертный понял: тот, кого он ищет, находится где-то рядом. Возможно, на самом острове.
Виктор снял комнату в старом городе — небольшую, но чистую, с видом на собор Ла Сеу, возвышавшийся над гаванью как каменный страж многовековой истории острова. Именно здесь, решил он, будет его база для поисков Хранителя.
Первые дни он провёл, собирая информацию. В университетских библиотеках и архивах Майорки Крид искал упоминания о доне Себастьяне — последнем обличье, в котором он видел Хранителя. Он не рассчитывал найти прямые свидетельства, но надеялся обнаружить следы — образы, подобия, упоминания о странных событиях или людях, чьи описания напоминали бы загадочного испанца в очках-авиаторах.
В пыльных архивах епархиального музея Виктор наткнулся на интересный документ — отчёт инквизиции XVIII века о расследовании деятельности некоего «культа Синего пламени», члены которого, по слухам, общались с существами из Инферно. В документе упоминался «высокий чужеземец с глазами, горящими холодным огнём», который появлялся перед адептами культа и давал им странные указания.
Крид отметил совпадение — синее пламя, горящие глаза — но особо не заострял на этом внимание. За свою долгую жизнь он встречал множество групп, практиковавших различные мистические ритуалы, и большинство из них оказывались либо шарлатанами, либо самообманывающимися энтузиастами. Его интересовали не культы и их практики, а конкретное существо, известное ему как Хранитель.
Более плодотворным оказалось исследование истории иезуитского ордена на Майорке. В архивах Монтесиона, старейшего иезуитского колледжа на острове, Виктор обнаружил упоминания о таинственном благодетеле, периодически появлявшемся в разные эпохи и оказывавшем ордену финансовую и политическую поддержку. Он никогда не называл своего имени, но неизменно носил тёмные очки и отличался изысканными манерами.
Чем больше Крид узнавал, тем сильнее укреплялся в мысли, что дон Себастьян — не простой человек или демон, а существо более высокого порядка. Его появления фиксировались на протяжении столетий, всегда в ключевые моменты истории, всегда на периферии великих событий, влияющих на ход человеческой цивилизации.
Но была и ещё одна закономерность, которая постепенно проявлялась в исследованиях Виктора: дон Себастьян, похоже, действовал не по собственной инициативе. В некоторых документах содержались намёки на то, что он выполнял поручения некоего высшего существа или силы, чьё имя никогда не упоминалось прямо, а обозначалось лишь как «Тот, кто наблюдает».
На третий день поисков, когда Крид возвращался из библиотеки в свой отель, он почувствовал знакомое присутствие. Шестое чувство, развитое за тысячелетия выживания, подсказывало: за ним наблюдают. Не враждебно, но внимательно, оценивающе. Он не изменил своего маршрута, но внутренне приготовился к возможной встрече.
Она произошла в маленьком кафе на площади Корт, где Виктор обычно завтракал. Он только сел за свой любимый столик в углу террасы, когда услышал знакомый голос:
— Чашку зелёного чая, пожалуйста. И шахматы, если у вас есть.
Крид поднял глаза. Напротив него стоял высокий изящный брюнет в безупречном костюме-тройке, несмотря на жару майоркского лета. Тёмные очки-авиаторы скрывали его глаза, но Виктор знал, что за ними пульсирует синее пламя — не такое, как его собственное, но схожего происхождения.
— Дон Себастьян, — произнёс Бессмертный, не скрывая лёгкой улыбки. — Я искал вас.
— Я знаю, — ответил испанец, садясь напротив. — Потому и решил избавить вас от дальнейших трудов. К тому же, вы задаёте слишком много вопросов в архивах. Привлекаете внимание.
Его испанский был безупречен — классический кастильский диалект с лёгким андалузским акцентом, словно он вырос на юге Испании. Но Виктор знал: это лишь одна из многих масок, которые носил Хранитель. В прошлую их встречу, в Тибете, он говорил на безупречном мандаринском с северным акцентом.
Официант принёс шахматную доску и чай — зелёный для дона Себастьяна, чёрный для Крида, хотя Виктор не помнил, чтобы заказывал его.
— Белые или чёрные?