Крид схватил графа за горло одной рукой и поднял над землёй, словно тот ничего не весил.
— Вы все забыли, кто я такой, — произнёс Виктор, и его голос больше не был человеческим — в нём звучали отголоски тысячелетий и сила, превосходящая смертное понимание. — Я Бессмертный. Я тот, кто нёс бремя вечности, когда ваши предки ещё не спустились с деревьев. Я тот, кто видел истину по ту сторону завесы времён.
Он сжал пальцы, и шея Альвареса хрустнула, словно сухая ветка. Отбросив безжизненное тело, Крид повернулся к остальным европейцам, всё ещё сражавшимся с его фанатиками.
— Довольно! — прогремел его голос, и все застыли, словно поражённые громом.
Виктор шагнул вперёд, Копьё в его руке светилось ярче солнца, заставляя щуриться даже самых преданных его слуг.
— Вы хотели бросить мне вызов? — спросил он, обращаясь к европейским рыцарям. — Вы хотели остановить то, что предначертано самим провидением? Тогда умрите, как подобает воинам. В бою, от руки того, за кем вы некогда пошли.
И прежде чем кто-либо успел отреагировать, Крид перешёл в атаку. Но это была не атака человека — это был вихрь разрушения, воплощение силы, неподвластной смертным. Копьё в его руках оставляло следы голубого пламени в воздухе, прорезая доспехи, как бумагу. Там, где не доставало Копьё, действовали его руки — нечеловечески сильные, способные разрывать сталь и плоть с равной лёгкостью.
Рыцари сражались отчаянно, но против Крида у них не было ни единого шанса. Он двигался слишком быстро, ударял слишком сильно, а любые раны, которые им удавалось нанести, затягивались почти мгновенно.
Брат Антоний, забившись в угол шатра, смотрел на бойню широко раскрытыми глазами. Перед ним был не человек, за которым он следовал всю свою жизнь, а нечто иное — существо из другого мира, облечённое в человеческий облик.
Когда всё закончилось, пол шатра был залит кровью. Последние европейские крестоносцы лежали мёртвыми, их тела разорваны на части нечеловеческой силой. Крид стоял посреди этого кровавого озера, его доспехи и лицо были забрызганы кровью, но он не обращал на это внимания. Его взгляд был устремлён куда-то вдаль, словно он видел что-то за пределами этого мира.
— Братья, — обратился он к выжившим командирам — своим фанатикам с горящими голубым огнём глазами. — Уберите эти останки и готовьте армию к выступлению. Самарканд ждёт нас.
Когда они вышли, в шатре остались только Крид и брат Антоний. Старый рыцарь всё ещё не мог двинуться с места, парализованный ужасом от увиденного.
Виктор медленно повернулся к нему, и на мгновение Антонию показалось, что в его глазах мелькнула тень прежнего человека — того, за кем он когда-то пошёл, в кого верил.
— А ты, старый друг? — тихо спросил Крид. — Ты тоже считаешь меня чудовищем?
Брат Антоний хотел солгать, хотел сказать то, что Виктор хотел услышать. Но он не мог. Не после того, что видел.
— Да, — прошептал он, закрывая глаза в ожидании смерти. — Вы стали тем, против чего сами когда-то боролись, монсеньор. Вы стали подобны Абаддону.
Он ждал удара, ждал, что сильные руки сомкнутся на его горле или что Копьё пронзит его сердце. Но ничего не происходило. Когда он открыл глаза, Крид стоял у входа в шатёр, глядя на Самарканд, раскинувшийся внизу под холмами.
— Возможно, ты прав, — произнёс Виктор так тихо, что Антоний едва расслышал. — Возможно, грань между мной и Абаддоном стирается с каждым найденным кольцом. Но я не могу остановиться. Не теперь, когда четвёртое кольцо так близко.
Он повернулся к старому рыцарю, и в его взгляде была усталость, которую Антоний никогда раньше не видел.
— Уходи, — сказал Крид. — Бери всех европейцев, кто ещё остался, и возвращайтесь домой. Расскажите там, что видели. Предупредите их… — он сделал паузу, — предупредите их обо мне.
Брат Антоний с трудом поднялся на ноги, его старые кости ныли от напряжения и страха.
— А как же вы, монсеньор? — спросил он, сам не зная, почему ещё беспокоится о том, кто только что хладнокровно перебил сотню рыцарей.
Виктор улыбнулся горькой улыбкой.
— Я пойду своим путём до конца, каким бы он ни был. Либо найду все пять колец и открою врата времени, либо паду от руки Абаддона. Третьего не дано.
Он поднял Копьё, и три кольца на нём засветились ярче.
— Теперь иди, пока я не передумал. И молись, чтобы мы никогда больше не встретились.
Брат Антоний, пошатываясь, вышел из шатра. Позади него остался человек, которого он когда-то считал почти святым, а теперь видел в нём лишь отражение древнего зла. Впереди лежал долгий путь домой, в Европу, где никто не поверит в те ужасы, свидетелем которых он стал.
А Виктор Крид, Бессмертный, король Иерусалима и повелитель армии фанатиков, смотрел на Самарканд, зная, что где-то там, в древнем городе на Шёлковом пути, скрыто четвёртое кольцо Копья Судьбы. Ещё один шаг к вратам времени. Ещё один шаг к конечной цели его тысячелетнего существования.
И пусть ради этого придётся стать чудовищем — так тому и быть. В конце концов, что значат человеческие жизни по сравнению с вечностью, которая ждёт за вратами?
* * *
Самарканд пал на рассвете третьего дня. Не было ни долгой осады, ни кровопролитных штурмов, как с другими городами. Жители, наслышанные о судьбе Дамаска и Исфахана, сами открыли ворота перед армией Рассветного ордена, надеясь на милость бессмертного короля.
Виктор Крид въехал в город во главе своего войска. За прошедшие месяцы его внешность изменилась почти до неузнаваемости — высокая фигура, казалось, стала ещё выше, а золотистые волосы приобрели серебристый оттенок, сияя в лучах восходящего солнца, словно нимб. Но самым пугающим были его глаза — глаза, в которых уже почти не осталось ничего человеческого, лишь холодный голубой огонь, отражающий силу трёх колец Копья Судьбы.
Жители Самарканда выстроились вдоль улиц, наблюдая за процессией с трепетом и ужасом. Многие падали на колени, не в силах выдержать взгляд бессмертного завоевателя. Дети прятались за спинами матерей, старики шептали молитвы давно забытым богам.
— Самарканд принадлежит мне, — произнёс Крид, остановившись на центральной площади города. Его голос, усиленный неведомой силой,