— Он больше не проповедует им, — шепнул как-то один из французских рыцарей брату Антонию. — Он просто… заражает их. Как свет свечи манит и сжигает мотыльков. Они смотрят в его глаза и что-то происходит с их душами.
Антоний не ответил, но в глубине души знал, что это правда. С каждым новым городом, с каждой новой победой, власть Крида над его войском становилась всё более пугающей, всё менее похожей на обычную власть полководца. Это было что-то иное, что-то сверхъестественное — словно сила трёх колец Копья распространялась через Виктора на всех вокруг.
Но вслух никто не смел высказать эти опасения. Король стал подозрителен, его гнев — страшен. Любой намёк на сомнение в его миссии карался немедленной и жестокой смертью. Даже Изабелла, столетиями деля с ним путь, теперь держалась в тени, её влияние на Крида почти исчезло.
* * *
Самарканд предстал перед армией Рассветного ордена в лучах восходящего солнца — величественный город на Шёлковом пути, перекрёсток культур и религий, место, где сходились торговые караваны со всех концов известного мира. Его голубые купола и минареты, изразцовые стены и просторные площади казались миражом после долгого пути через суровые земли Персии.
Армия Крида расположилась лагерем на холмах, окружающих город. После месяцев непрерывных завоеваний и кровопролития даже самые преданные воины нуждались в отдыхе.
В шатре Виктора собрался военный совет — последние европейские командиры, сохранившие своё положение, и новые военачальники из обращённых в «истинную веру». Лица первых были мрачны и осунуты, в глазах вторых горело то же голубоватое пламя, что и во взгляде их короля.
— Самарканд должен пасть, — произнёс Крид, стоя перед картой, расстеленной на походном столе. Копьё Судьбы лежало поперёк карты, его три кольца пульсировали в такт сердцебиению Виктора. — Но не разрушен. Этот город станет новым центром нашей империи, вторым после Иерусалима. Отсюда мы продолжим наш путь на восток, к землям, где восходит солнце над морем крови.
— Монсеньор, — осмелился подать голос граф Альварес, один из последних представителей испанской знати в войске. — Мы прошли через половину известного мира. Наши люди измождены, ресурсы на исходе. Возможно, стоит закрепить достигнутое и установить прочную власть на уже завоёванных территориях, прежде чем продвигаться дальше?
По шатру пробежал тревожный шёпот. Новые командиры, фанатики Рассветного ордена, смотрели на испанца с нескрываемой враждебностью. Крид медленно повернулся к нему, его взгляд был холоднее льда.
— Закрепить достигнутое? — тихо переспросил он, и от этого тихого голоса у всех присутствующих по спине пробежал холод. — Остановиться до того, как наша миссия будет выполнена? До того, как последнее кольцо займёт своё место на Копье?
Он сделал шаг к графу, возвышаясь над ним, словно древнее изваяние над простым смертным.
— Нет, граф Альварес. Мы не остановимся. Не сейчас. Не после всего, что было принесено в жертву ради нашей цели.
Испанец опустил взгляд, не в силах выдержать сияние глаз Крида.
— Конечно, монсеньор. Я лишь беспокоюсь о благополучии армии…
— Армия следует за мной, — отрезал Виктор. — И будет следовать, пока я не приведу её к конечной цели.
Он вновь повернулся к карте, словно разговор был окончен. Но за его спиной произошло то, чего не случалось уже много месяцев — тихий, но отчётливый ропот недовольства среди европейских командиров.
— А теперь, — продолжил Крид, словно не замечая этого, — перейдём к плану захвата Самарканда. Город хорошо укреплён, но у нас есть преимущество в…
— Нет, — внезапно раздался твёрдый голос.
Виктор медленно обернулся. Граф Альварес стоял, выпрямившись во весь рост, его рука лежала на рукояти меча. За ним выстроились остальные европейские командиры — последняя сотня рыцарей из Испании, Франции, Италии и германских земель.
— Мы не пойдём дальше, — произнёс граф. — Этот поход перестал быть крестовым походом за освобождение Святой земли. Он превратился в бойню, в безумие. Вы больше не тот человек, за которым мы пошли из Европы, монсеньор. Вы стали… чудовищем.
В шатре наступила мёртвая тишина. Новые командиры застыли, их глаза горели нечеловеческой яростью. Брат Антоний отступил в тень, его лицо было белее снега.
Крид долго смотрел на графа, его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах разгорался голубой огонь, подобный тому, что пылал в кольцах Копья.
— Чудовищем, — повторил он, словно пробуя слово на вкус. — Возможно, ты прав, граф. Возможно, для выполнения божественной миссии требуется стать чем-то большим, или меньшим, чем человек.
Он взял Копьё со стола, и оно отозвалось на его прикосновение вспышкой голубого света.
— Но ты ошибаешься в одном. Вы пойдёте дальше. Все вы. Либо со мной, либо… — он сделал паузу, — либо как удобрение для полей, по которым пройдёт моя армия.
— Тогда мы выбираем второе, — твёрдо ответил Альварес. В один момент европейские рыцари обнажили мечи, окружая Крида. — Во имя истинного Христа, во имя человечности, которую вы отвергли, мы остановим вас здесь и сейчас, монсеньор.
Виктор улыбнулся — холодной, бесчеловечной улыбкой, от которой кровь стыла в жилах.
— Вы действительно думаете, что можете остановить меня? — тихо спросил он. — Меня, кто видел рождение и смерть империй? Меня, кто пережил тысячелетия? Меня, в чьих руках Копьё Судьбы с тремя кольцами?
Не дожидаясь ответа, он сделал едва заметный жест. Новые командиры, фанатики Рассветного ордена, бросились на европейцев, и шатёр наполнился звоном стали и криками. Но это была неравная битва. В глазах новообращённых горел нечеловеческий огонь, их движения были слишком быстрыми, слишком точными для обычных смертных.
Граф Альварес, видя, как падают его товарищи, прорвался сквозь ряды противников и бросился прямо на Крида, занося меч для смертельного удара.
— За истинную веру! — выкрикнул он, вкладывая в удар всю свою силу и отчаяние.
Виктор даже не попытался уклониться или парировать. Меч испанца опустился на его плечо… и разлетелся на куски, словно столкнувшись не с плотью и костью, а