– Объяснить сие нелегко, – отвечал Шелк. – Одержимость неизменно чему-либо учит – порой доброму, порой дурному. По крайней мере, так говорили наставники в схоле, хотя мне лично в это не верится… Ну а в просветлении заключено гораздо, гораздо большее. Я бы сказал, все, что под силу выдержать теодидакту.
– Именно это с тобой и произошло, – негромко резюмировал Кровь. – Просветленностью из вашей братии похваляются многие, но у тебя вроде бы все честь по чести, что ни слово, то лилия с языка. На тебя вправду снизошло просветление… по крайней мере, сам ты искренне так полагаешь. Думаешь, что снизошло.
Шелк невольно подался назад, едва не сбив с ног одного из зевак.
– Я не называл себя просветленным, сударь.
– И не надо: у тебя, можно сказать, на лбу все написано. Так. Я тебя выслушал, а теперь послушай меня. Эти три карточки – не даяние на священную жертву или на что там еще. Я за ответы на вопросы тебе плачу, и вот этот из них последний. Расскажи-ка, и сию же минуту, что есть такое «просветление», когда оно на тебя снизошло, а главное, почему. Карточки – вот, видишь? – добавил Кровь, вновь развернув сверкающие прямоугольнички веером. – Объясни, патера, что да как, и они твои.
Шелк, поразмыслив, выдернул карточки из пухлых пальцев.
– Что ж, как пожелаешь. Просветление есть постижение всего в той же мере, в какой оно ведомо ниспославшему просветление божеству. Истинное постижение самого себя и всех прочих. В этот миг все, что ты прежде считал постигнутым, предстает перед тобой в новом, истинном свете, и тебе становится ясно: до сих пор ты не понимал ничего вообще.
Зеваки забормотали, зашушукались между собой, тыча пальцами в сторону Шелка. Кто-то махнул рукой, подзывая проходящего мимо носильщика с тачкой.
– Только на миг, – уточнил Кровь.
– Да, только на миг. Но память-то сохраняется при тебе. Постигнутое не забывается.
Внезапно вспомнив о карточках, по-прежнему зажатых в руке, Шелк спохватился и – как бы кто из придвинувшейся вплотную толпы оборванцев не выхватил! – сунул деньги в карман.
– Ну а когда же оно снизошло на тебя? Неделю назад или год?
Шелк покачал головой, поднял взгляд к солнцу и обнаружил, что тонкая черная линия тени достигла его края.
– Сегодня. Часа еще не прошло. Мяч… я в мяч играл с ребятишками…
Рассказ об игре в мяч Кровь пресек нетерпеливым взмахом руки.
– Словом, тут оно и снизошло. Все вокруг будто бы замерло… сам не знаю, на миг, на день, на год или еще на какое-то время, и всерьез сомневаюсь, что окажусь прав, какой бы срок ни назвал. Может статься, он оттого и прозывается Иносущим, что пребывает вне времени. Вне времени вообще.
– Угу, – промычал Кровь, одарив Шелка скупой улыбкой. – Я-то уверен: брехня все это. Сказки… но, должен признать, в твоем пересказе изрядно, изрядно занятные. Подобного мне слышать прежде не доводилось.
– Я изложил не совсем то, чему учат в схоле, – признался Шелк, – однако чувствую сердцем: все это чистая правда. То есть… – Тут он слегка запнулся. – То есть именно то, что он мне показал… одна из бесчисленных всеохватных картин мироустройства. Понимаешь, он во всех смыслах пребывает вне нашего круговорота и в то же время – здесь, среди нас, внутри. Тогда как прочие боги, по-моему, существуют только внутри, сколь ни велики они с нашей, внутренней точки зрения.
Кровь, пожав плечами, окинул взглядом толпу оборванных, нищих зевак.
– Ну, как бы там ни было, они тебе, вижу, верят. Однако, пока мы тоже здесь, внутри, для нас-то разницы нет ни вот столечко… не так ли, патера?
– Отчего же: возможно, разница и есть либо появится в будущем… сказать откровенно, не знаю. Об этом я пока даже не задумывался.
С этими словами Шелк вновь поднял взгляд. За время их разговора золотая стезя солнца, пересекавшая небо вдоль, заметно сузилась.
– Возможно, разница даже огромна. Невообразимо огромна, – закончил он. – Я лично думаю, разница есть. Есть.
– Так в чем же она?
– А вот потерпи – и увидишь, сын мой. Мне сие тоже весьма интересно, но делать нечего, придется нам с тобой подождать, – ответил Шелк и снова, как прежде, невольно вздрогнул. – Помнится, ты хотел знать, отчего мне ниспослано этакое благословение? Таков был твой последний вопрос. Отчего нечто столь колоссальное могло случиться со столь незначительной особой, как я… верно?
– Верно. Если только этот твой бог не велел держать дело в секрете от всех вокруг.
Осклабившись, Кровь обнажил в улыбке кривые, потемневшие зубы, и Шелк внезапно, ничуть того не желая, куда ярче, чем преуспевающего толстяка в салоне черного пневмоглиссера, увидел перед собой голодного, перепуганного, хитроумного юнца, каким Кровь был в молодые годы, поколение тому назад.
– Ну и если тебе, патера, самому не в облом…
– «Не в облом»?
– Если ты сам не возражаешь. Не чувствуешь в душе, будто нарушаешь его запрет.
– Понятно, – хмыкнул Шелк и звучно откашлялся, прочищая горло. – Нет, я вовсе не возражаю, но и вполне удовлетворительного ответа у меня нет. Именно поэтому я и выхватил у тебя из рук карточки, именно поэтому – или отчасти поэтому – они мне срочно нужны. Может статься, дело только в поручении… я знаю, у него есть для меня поручение, и от души надеюсь, что поручением все и ограничится. А может, он, чего я опасаюсь уже не впервые, замыслил покончить со мной и полагает справедливым вознаградить меня, прежде чем нанесет разящий удар. Сие мне неведомо.
Кровь, рухнув в пассажирское кресло, снова, как прежде, утер лицо и загривок надушенным носовым платком.
– Благодарю, патера. Теперь мы квиты. Не на рынок ли ты направляешься?
– Да, именно, дабы подыскать для него достойную жертву. За три карточки, великодушно пожертвованные…
– Заплаченные, а не пожертвованные, – перебил его Кровь, развалившись на обитом бархатом пассажирском сиденье пневмоглиссера. – Твой мантейон, патера, я вынужден буду оставить, прежде чем ты вернешься. По крайней мере, очень надеюсь покончить с делами до твоего возвращения. Гризон, подымай верх.
– Постой! – окликнул его Шелк.
Не на шутку удивленный, Кровь снова поднялся на ноги.
– В чем дело, патера? Надеюсь, ты на меня не в обиде?
– Я солгал тебе, сын мой… или по меньшей мере невольно ввел тебя в заблуждение. Ведь он, Иносущий, объяснил, отчего мне ниспослано просветление, и я помнил об этом еще считаные минуты назад, разговаривая с мальчишкой по имени Бивень, учеником из нашей палестры.
Подступив ближе, Шелк воззрился на Кровь свысока, через край наполовину поднятого складного верха роскошной машины.
– Просветление ниспослано мне благодаря патере Щуке, авгуру, возглавлявшему наш мантейон до меня, в начале моего служения.