— Кто вы, и что вам…
— А разве я не представился? — удивился собеседник. — Простите. Меня зовут Алекс Шон. Мы ведь заочно даже знакомы. Ну вы обо мне узнали немного раньше, чем я о вас. Но я постарался исправить это упущение. Поэтому решил познакомиться лично.
— Как Шон… И откуда у вас это? — глава траста покосился на следящих за разговором охранников. Потом на стоящего перед ним человека.
— Да, вы все правильно поняли, — с улыбкой произнес Алексей. — Поднимать шум сейчас для вас не лучший выход. Выслушайте меня, а потом уже и решайте.
— Начну с того, что я в курсе вашей, назовем обтекаемо, выходки. И хочу официально заявить: я крайне против подобных методов в бизнесе. И потому предпринял кое-какие меры.
— Судя по выражению вашего лица, вы уже поняли, что все козыри теперь у меня. Стоит только обнародовать этот документ, а того пуще отправить его в адрес комиссии по ценным бумагам, и вашу фирму ждет непременный крах. Но и это не самое печальное. Больше всего будут недовольны лица, доверившие вам свои активы, чьи счета и транзакции вы так неосмотрительно держали практически в свободном доступе. Потеря для них, конечно, не смертельная, но… Вам нужно объяснять, что последует за этим разоблачением? Вести дела с террористами… Ни ваши, Российские власти, ни Американские не упустят возможности со всей удалью оттоптаться на вас.
— Я уже все понял, — срывающимся голосом произнес Мирошников. — Не нужно разжевывать мне прописные истины. Признаю, я ошибся. Мы сможем как-то уладить это недоразумение?
— А вы куда более разумный человек, чем мне показалось сначала, — похвалил Алексей, не выпуская из поля зрения олигарха и его охрану. — Надеюсь, не нужно предупреждать, что я надежно подстраховался перед тем, как прийти сюда? Ну и отлично. Тогда можно поговорить о компенсациях.
Прежде всего, скажите, это была ваша идея, или нашелся идиот, который вам ее подкинул?
— Мой зам, — хмуро произнес Мирошников. — Он крупно проштрафился и решил таким образом реабилитироваться.
— Да, уж, ну и помощников вы себе нашли, — не удержался от сарказма Алексей.
— Ну, да это ваш выбор, — махнул он ладонью. — Теперь о деле: Вы отзываете опцион. Немедленно. Снимаете с меня все сфальсифицированные обвинения. Как — это не моя забота. И, наконец, третье. Компенсируете мне моральный и финансовый ущерб. Поверьте, я мог бы отыскать себе куда более приятное занятие, чем бегать от вашей полиции, а потом растолковывать вам очевидные вещи. Думаю, что пятидесяти миллионов будет достаточно. Естественно, долларов. Вот на этот счет. Он написан на обратной стороне салфетки. Ее вы можете забрать. Мне она больше не нужна.
— Но… это же разорит меня… — едва сумел произнести делец, осознав, что выхода у него нет.
— Да бросьте, у вас останется примерно столько же. Ну, может, чуть меньше. Зато теперь вы будете более разборчивы в выборе советчиков.
— Итак, ваше решение? — подвел итог разговору Алексей. — И поверьте, я еще поступил с вами по-божески. Другой бы просто сожрал вашу лавочку с потрохами.
— Может быть, возможны какие-то варианты?
— Как сказал один британский писатель: "Всё чудесатее и чудесатее… всё страньше и страньше". Конечно есть. Я сейчас ухожу, через полчаса вы уже можете переименовать вашу чудесатую презентацию в поминки по вашей фирме и… и вам. Такой вариант устраивает? Поверьте, для меня ваши пятьдесят миллионов не такая большая сумма, но дело принципа. Я не могу позволить каким-то шалопаям поднимать лапу на меня и мою фирму. Я понятно излагаю? Все, обсуждение закончено. Вы согласны? Да или нет?
— Согласен, — выдавил из себя бизнесмен. Сейчас на него было жалко смотреть, настолько разительно поменялась его внешность. Сейчас в украшенном шарами и шампанским зале стоял совершенно сломленный человек. — Но я могу быть уверен, что документ не?…
— Вы хотите сказать, что документ не получит огласки? — сжалился Алексей. — Обещаю. Мне от этого нет никакой выгоды. Но при условии выполнения всех требований. Скажем, трех дней вам хватит? Тогда прошу прощения, я с удовольствием присоединился бы к вашим гостям, но у меня скоро вылет. Хочу поскорее вернуться обратно в Штаты. Прощайте.
— И да… не наказывайте слишком сильно вашего советчика. Он, конечно, дурак, но когда-то он был моим другом.
— Так это правда? — смирившись с потерей денег, Мирошников немного ожил: — То, что он про вас говорил?
— А откуда я знаю, что он наболтал? — рассмеялся Алексей. — Нельзя верить всему, что говорят, — он сделал паузу и закончил знаменитой цитатой Мюллера: — Мне можно…
Алексей вновь задумчиво смотрел на неузнаваемо изменившиеся улицы Москвы, на чистые, ухоженные тротуары, красиво одетых людей, идущих по ним. Вереницы дорогих машин, сплошным потоком идущих по широкому проспекту, и вдруг ему стало невыносимо жаль покидать этот город. Город, с которым у него было связано столько хорошего.
Откинулся на мягкую подушку сиденья и закрыл глаза, вновь вспомнив годы, проведённые здесь в юности.
Вспоминал, как они гуляли таким же теплым вечером по засыпающей Москве, когда ос решился сказать ей все.
Он хотел сказать ей, что не может без нее жить, что любит, что готов на все. Но вместо этого просто спросил: — Ты согласна стать моей женой?
— Ничего более умного в голову не пришло? Лешка, ты сдурел, мы всего три месяца как знакомы. Ты ведь меня совсем не знаешь. И уже решил сделать предложение? А вдруг я… Ну не знаю, вдруг…
Оля посмотрела на угрюмо уткнувшегося взглядом в асфальт у ее ног Алексея и рассмеялась так задорно, что он вздрогнул.
— Ты сейчас как провинившийся школьник в кабинете у завуча. Нашкодил и ждешь наказания, — произнесла она с нарочитой укоризной, но не выдержала строгого тона: — Да что ты спрашиваешь. Сам ведь знаешь. Конечно согласна. Хоть завтра. И вообще, если бы я только и делала, что ждала, когда ты решишься подойти, наверное, до сих пор бы и не дождалась.
Сейчас он с трудом мог припомнить, что это был за мост, на котором они стояли в тот весенний вечер. И сколько еще потом гуляли по затихающей Москве, но ее взгляд он так и не сумел позабыть. Она, и вправду, любила его. И он твердо знал, что это навсегда. Что она его судьба. Он познакомился с ее матерью, привел Олю в гости к своим родителям. Тогда он даже представить не мог, что всего через месяц услышит от нее жестокие и обидные слова:
— Не приходи больше. Никогда. Опротивел. И про свадьбу забудь. Тоже мне, жених. Раскатал губу.