Случайная жена ректора, или Алхимическая лавка попаданки - Марина Ружанская. Страница 14


О книге
в пустынях. Воздух и земля — летающие острова.

Именно магия создавала такие места и природные явления, а не наоборот.

Но были места, где все стихии соединялись, приходили в равновесие. В таких точках и строили с давних времен Академии Стихий. А уже вокруг них возникал город, который обеспечивал потребности магов и их жизнь.

И только пятая стихия не имела физического воплощения — эфир. А попросту говоря, электромагнитное поле, как я его для себя обозвала на более привычный «земной» манер.

Точнее эфир был одновременно нигде и везде. А его применение было так опасносно и непредсказуемо, что когда-то его изучение запретили. Магов, которые проявили предрасположенность к нему — запечатывали. Бедолаге везло, если у него были способности к другой магии, тогда ему хотя бы оставалось вторая стихия, пусть и намного слабее. Но остальных ждало лишь одно — полная блокировка способностей.

И все бы ничего, если бы после этого можно было продолжать жизнь обычного человека, но большинство таких «везунчиков» через год-другой начинали сходить с ума.

Так себе перспектива, если честно.

— Тетушка Бетти, у меня к вам просьба.

— Да, детка?

— Вы можете мне как-то достать студенческую форму?

Умные глаза женщины подозрительно прищурились.

— Понимаю, звучит странно. Но в Лавке почти не осталось книг по алхимии. Большинство сгорело при взрыве, а чтобы работать мне нужна рецептура, описание ингредиентов и все такое. А так я смогу посещать библиотеку как обычная студентка. Никому же от этого вреда не будет.

— Ох, милая… — покачала головой Эльжбета. — Обещаться не буду, но попробую. Кастелянша у нас — ух! Надо найти подход к этой злыдне. Хотя… Есть у меня идейка. Сделаем.

С тетушкой Бетти мы засиделись на добрых два часа за пирогом и чаем. Несмотря на почтенный возраст как-то язык не поворачивался назвать ее старушкой. Такой гордый разворот плеч, умные ясные глаза не у всех молодых есть. Да что там! У моей мамы на Земле были подруги, которые в сорок лет уже причитали, что жизнь прошла, только и осталось, что доживать свой век. Это в сорок-то!

А вот мамуля, наоборот, всегда смеялась, что доживет до ста, чтобы успеть сделать и посмотреть все, что не успела раньше. Лишь бы на своих ногах и при своей памяти. И полгода назад сгорела от рака буквально за пару месяцев…

Отца своего я никогда и не знала — он был тот самый летчик-разведчик-капитан дальнего плаванья. Это уже в школе когда я слишком настойчиво стала пытаться узнать о подвигах отца, мама скрепя сердце призналась, что папаня вовсе не капитан корабля, а алкаш обыкновенный. И остался он в далеком северном городке, откуда мама сбежала от побоев и вечных пьянок, прихватив с собой трехмесячную дочь и единственную сумку с пеленками и ручной швейной машинкой.

Впрочем, нам и вдвоем жилось прекрасно. Мама работала швеей и сарафанное радио приводило к ней постоянных клиентов, так что мы не голодали даже в самые плохие годы. Да и я всю школу и институт ходила в обновках по выкройкам из «Бурды» на зависть всем модницам и сплетницам.

Но в отличие от мамы я выбрала совсем «нехлебную» профессию — химика-технолога. Благо что успела отучиться, получить диплом и даже устроиться в заштатный НИИ. Для большинства молодых специалистов это было то еще болото. Но я не унывала, изучала исследования коллег по всему миру и тайком от руководства проводила собственные опыты, мечтая о Нобелевской премии по химии.

Ага, та самая блондинка с четвертым размером груди из голливудских фильмов, которая и физик-ядерщик и химик-радиолог.

Все так и было, пока я не осталась одна в двадцать два года… Мама была сиротой из детского дома, так что бабушек и дедушек у меня тоже не оказалось. И с этого момента как-то все пошло не так.

— … бегают?

— А, что? — я вынырнула из воспоминаний, с трудом соображая, что Эльжбета явно ждет ответ на какой-то вопрос.

— Говорю, адепты тут к тебе косяком ходят. Женихаются, небось?

— Нет, — я смутилась и покраснела. — Это клиенты.

— Ага, а ректор, который уже тропинку протоптал к твоему забору, тоже в клиенты метит? — по-доброму усмехнулась тетушка.

— Нет, он просто метит. Заборы. Пороги… — буркнула я, хватаясь за тряпку и стирая со стола крошки от пирога. — Яшка, обжора! Хватит уже, а то лопнешь!

Что ответил рыжий кот, я не услышала но судя по всему он не сомневался в своих силах.

Яшка и без того втихую перетаскал половину угощения себе под стол, думая, что мы на него не смотрим. Нам доносилось лишь глухое довольное урчание. Но я не могла его осуждать — оголодавший дух дорвался, наконец, до человеческого общения и еды.

Эльжбета тоже улыбнулась, клятвенно пообещала помочь «внучке Шарля» со студенческой формой и ушла. Похоже, что мои рассказы о трех месяцах моей жизни с мастером Вингольдом ее убедили. Хотя вот я сама себе обязательно устроила бы допрос с пристрастием.

Эх, широкой души женщина!

Ну а я засобиралась к ювелиру. Прихватила с собой драгоценную монету и бусину, а заодно самоуверенность и наглость. Может удастся заодно и серебро сбыть?..

Сегодня было неожиданно тепло для сурового марта. Солнышко пригревало. И все бы хорошо, если бы еще не обострившееся пограничное состояние. Дорогу к лавке ювелира я специально выбирала малолюдную, чтобы поменьше страдать от чужих мыслей, которые с настойчивостью мухи долбились о мое сознание.

Дверь в ювелирную лавку была приоткрыта. Посетителей сквозь витринное окно видно не было и я толкнула незапертую дверь, входя внутрь.

И тут же услышала чей-то плач со всхипами и яростный голос мистера Бигси.

— Грета, это ты⁈ Грета⁈ Негодница, где тебя носит⁈ Вызывай стражу! Я поймал воришку! У-у-у! Дрянь! Тебе отрубят руки и сгноят в тюрьме.

Рыдания стали вовсе нестерпимыми, так же как и чужая истерика с волнами страха, которая уже затопила мое собственное сознание.

Замутило и поскорее, чтобы прервать этот эмоциональный поток, я крикнула:

— Нет, господин Бигси, это я — Злата Вингольд!

— А-а-а, алхимик, — ювелир выглянул из подсобки, таща за собой упиравшуюся… девочку лет пяти.

На ней было простое, но чистое платье из дешевой шерсти, протертые башмаки, а из-под темного капора выглядывали тугие рыжие кудряшки. А лицо так побелело от страха, что на нем разом проступила сотня веснушек. И глазищи — огромные зеленые глаза, полные страха и слез.

Перейти на страницу: