С трудом дополз до туалета. Ржавая раковина, заляпанная зубной пастой, показалась спасением. Сунул палец в банку с «Поморином» — зубной порошок горьким комком прилип к нёбу. Чистил зубы, давясь, пока не закружилась голова. В зеркале мелькнуло лицо с красными прожилками на белках — как у вампира.
Шухера нашёл в подсобке — он лежал на матах, укрывшись шинелью. Лицо зеленоватое, волосы всклокочены, на щеке — засохшая пена от рвоты.
— Вставай, — толкнул ногой.
— Отъеб… — застонал он, прикрывая глаза ладонью. — Дай помереть спокойно…
— Не выйдет. Дела ждут.
Он поднялся, как зомби, спотыкаясь о пустые бутылки. У раковины долго стоял, сгорбившись, плескал на лицо ледяную воду:
— Сколько ж мы выпили-то, а? — говорил сам с собой, сплёвывая жёлчь.
— Немного же взяли на такую толпу?
— А-а… Мы ж потом ещё в палатку катались… вот дураки…
Пока Шухер приходил в себя, я успел закипятить чайник, налил стакан кипятка, и принялся шарить по ящикам в поисках заварки или кофе.
Только нашел, как снаружи затарабанили в дверь, да так сильно, что притихший молоточек в моей голове застучал с удвоеной силой.
Отставив банку с чаем, я похлопал себя по карманам, вспоминая что где-то должен быть пистолет.
— Колян, ты пушку мою не видел?
Шухер не реагировал.
— Колян! — рявкнул я. — Ты пушку мою не видел?
Тот, сидя в углу с банкой тушёнки, лениво поднял голову. Его лицо, обветренное и покрытое щетиной, скривилось в усмешке:
— Видел. Вчера. Ты её пацанам вручил, когда за водярой гоняли.
Разбираться кому и зачем, не стал, вооружившись грифом от гантели, двинулся встречать гостей.
Но, зря переживал. Тревога была ложной, за дверью оказался Гусь.
— Здорова! — бросил он, сжимая мою руку в холодной ладони. — На нашу точку наехали…
— Кто? Когда? — перебил я, чувствуя, как похмельная вялость сменяется адреналином.
— Вечером вчера, почти ночью. Толика отмудохали в котлету, Славяну руку сломали, но он сбежать смог, а Нинку, хозяйку хазы, по кругу пустили.
— Нинку? — что-то крутилось в голове, но вспомнить не мог. Точек было много, и почти везде я договаривался сам, но Нинку не помнил.
— Ну да, маленькая такая, с веснушками!
— Кто наехал, известно?
— Не поверишь, свои, Малик Калиев со своей братвой, с «элеватора».
— А зачем? — задал я глупый вопрос.
— Ну как, узнали что Патрин всё, наследство делят теперь…
Не хотелось сегодня никуда дёргаться, но придётся. Если сразу не пресечь, завтра и все остальные в разнос пойдут. Проводив Гуся в кандейку, — где он тут же «ухлопал» мой кипяток, я коротко пересказал ситуацию Шухеру, а уже он, тем кто успел проснуться.
Собирались недолго, причём не взирая на жесточайшее похмелье, желающих поучаствовать оказалось хоть отбавляй. В итоге поехали впятером, больше в девятку не помещалось.
Кроме меня и Шухера с Гусем, вызвался Яша-Боян — двухметровая гора мышц в рваном пальто. Лицо обезображено оспой, руки размером с лопаты. С собой он взял монтировку — буркнув что-то про «рабочий инструмент». И Слава-Солдат — высокий, сухопарый, с лицом сумасшедшего ученого, и такими же привычками.
Долго искали мой пистолет, пока наконец кто-то случайно не наткнулся. Уже садясь в машину, Шухер достал АКСУ из багажника, и любовно прижимая к груди, уселся на переднее сиденье.
Ехали долго, дороги не чищены, за ночь снега нападало, поэтому сильно на педаль не жал, боясь воткнуться в какой-нибудь сугроб. А ещё в машине воняло. Окна хоть и открыли сразу как уселись, но перегар был настолько густым, что я боялся, — прикурит кто-нибудь, взлетим на воздух.
Но обошлось. Доехав до их основной точки, — скромного домика в переулке, кроме собаки на цепи, никого не застали.
— Значит в баре возле кинотеатра должны быть, частенько там торчат — предположил Гусь.
Доехали, осмотрелись. Утро, выходной день, народу на улице почти нет. Мальчишка пробежал мелкий, да тетка с коляской.
Пацанов брать не стал, сказал чтобы у двери ждали.
Зашел, сходу ловя ноздрями запах какой-то выпечки, жареного лука и хлорки. Утром здесь было пусто, кроме шестерых за дальним столом, во главе которого восседал Малик; грузный, с бычьей шеей и золотой цепью с медальоном на вспотевшей груди, он жевал яичницу, обмакивая хлеб в желток.
— Пионер? — Малик приподнял голову, и жирная капля стекла с вилки на майку. Глаза, узкие как щёлочки, сузились ещё сильнее.
— Нет, мама его. — Я упёрся руками в стол, намеренно повышая голос.
— Чё пришёл?
— Вчера мою точку разнесли. Хочу спросить — за шо?
Он фыркнул, швырнув вилку в тарелку:
— С хера ли твою?
— Потому что всё наследство Патрина теперь моё. Включая твой бизнес.
— Чего?
— Ты глухой, или не догоняешь?
— Чё?
— Ниче, ещё раз переспросишь, и я решу что ты совсем дебил!
Малик вскочил, опрокинув стул. Его расскачаное, но ожиревшее тело, двигалось медленно, как у медведя-панды. Правый кулак полетел в лицо — я отклонился, почувствовав ветер от удара.
— Подраться хочешь? — Я отступил к двери, — Давай выйдем, а то посуду побьёшь…
Он плюнул, развернулся и пошёл к выходу, демонстративно подставляя спину. Его люди потянулись следом, перешёптываясь.
Возле крыльца нас уже ждали.
— Ложись! — Шухер рывком пригнул Малика, вдавив его лицо в снег. Остальные, увидев стволы, замерли, как статуи.
— В общем так, Малик… — Я присел на корточки, подняв его за волосы. — Считай это первым и последним предупреждением. В следующий раз — сразу на кладбище. Усвоил?
Он кивнул, выплюнув комок снега. Губы посинели, но глаза всё ещё метали искры.
— Поднимите! — Яша дёрнул его за воротник, поставив на колени.
— Усвоил… — Малик прошипел, глядя в сторону.
— Отлично. С вас — по штуке моим ребятам и Нинке. Времени, до вечера, принесете туда же куда выручку таскали. Понятно? — гаркнул я, переводя взгляд на бойцов Малика.
Стоящие под стволами, они хоть и не рыпались, но трагичность ситуации явно не прочувствовали.
Переглянувшись с Яшей и Славой-солдатом, я чуть заметно кивнул.
Били сильно и больно. Монтировка врезалась в рёбра со сдавленным хрустом, словно ломали сырые ветки. Кулаки хрустели от