– И в этом вся трагедия, Софья Васильевна, – вздохнул художник с такой искренней печалью, будто услышал от неё самое душераздирающее признание. – Мы все стремимся к парам, к завершённости. Но разве не истинное искусство – найти красоту в том, что одиноко и потеряно? Одна туфля вместо двух? Вопреки всему! И вы же тоже давно одна, да, Софья? И наслаждаетесь своим одиночеством. Так же, как и я.
Софья Васильевна посмотрела на него с недоверием и таким выражением лица, что если бы он мог нарисовать портрет глупости, то у него был бы идеальный образец прямо перед глазами.
«Какой интересный типаж!» – подумала она.
– Какого числа вы видели туфлю? – перешёл к делу Данилин, открыв блокнот.
– Дайте вспомнить… В тот день по заказу клиента я писал портрет с фотографии его предка-революционэра… вышел на лоджию с рюмочкой…чая… Да! это было 23-го сентября.
Никакой другой информацией, касающейся дела, Василий Иванович не располагал. И всё-таки визит к художнику оказался ненапрасным. Вторая туфля, как выяснялось, не улетела в космос и не уплыла в бескрайние воды Волги, а мирно лежала недалеко от места находки тела, в компании мусорных баков. Может быть, она соскользнула с ноги жертвы, пока убийца тащил её на парковку, надеясь устроить следствию эффектную ловушку? А затем, быть может, её подобрали дети, которые шли домой с набережной и ни сном ни духом не знали, что туфелька имеет отношение к «гардеробу» убитой, и кинули её в мусорку? Или, может, она лежала на дороге, пока мимо не проехала машина и не отбросила её на новое место? Вполне вероятно, что её утащила какая-нибудь собака из бродячих, с их любовью к «сувенирам», которых вокруг мусорки полно. Вопросы, вопросы, вопросы! Но Софья Васильевна уже давно не сомневалась, что убийство произошло совсем в другом месте.
– Саша, и вот ответь мне, пожалуйста, почему рано утром 21-го сентября никто из ваших оперативников не нашёл эту туфлю у мусорного бака?! Они, что, не осматривали бак и территорию вокруг него?! Где были их глаза? Почему туфля внезапно объявляется там на видном месте значительно позже? – Софья едва сдерживала свой гнев.
Саша почувствовал, как покраснели уши, но попытался оправдаться:
– Софья Васильевна, в радиусе ста метров всё осматривали. Сам не понимаю как её не обнаружили… Ну, кто ж знал, что туфелька окажется среди мусора? У нас ведь место преступления на парковке, а тут…
Софья, прищурившись, перебила его, и прозвучала тихая, но едкая колкость:
– Вот именно, Саша! Кто же знал?! Видимо, кто-то из ваших гениальных сыскарей подумал, если вещдоки не кричат «смотрите на нас», то их там и нет. У оперативников теперь новый метод: искать только там, где светло и чисто, и ничем не пахнет? Конечно, ручки белые пачкать в мусорном баке не барское дело – глянули поверху и успокоились.
Лицо Данилина стало не просто красным, на нём запылали багровые пятна. Он потупился.
– Признаю, ваша правда – недосмотрели. Такое больше не повторится, Софья Васильевна, – буркнул он, ощущая себя не столько следователем, сколько учеником, получившим строгий выговор от учителя.
Крик души
Прошло два дня. Мозг Софьи Васильевны, как неутомимый механизм, позволял себе лишь семичасовые ночные паузы, чтобы не перегреться. Вместе с Данилиным они уже порасспрашивали всех жильцов «Волжских просторов». Ничего конкретного никто не знал и никакой информации об убитой девушке нигде не всплыло. Но втайне от своего бывшего ученика, чтобы не мешал, Софья наметила план дальнейших действий. И вот настало время, когда она уже начала подумывать: «А дело-то, может, и не окажется таким уж загадочным». Эти мысли посетили её неожиданно, когда она наткнулась на выставку современного искусства, проводимую в рамках «Дня города» на старой площади.
Софья переходила от одного произведения абстактного направления к другому, мысленно комментируя увиденное с лёгким оттенком скептицизма: «Современное искусство – это вам не пазл собрать. Тут разгадывай – не разгадать. И всё же, как ни крути, наше дело чем-то похоже… Слои, намёки, образы, а за всем этим, как и на картинах, скрыты ответы. Может, именно в этой бессмыслице и прячется ключ».
В Энске, помимо художников-абстракционистов, обосновались мастера исторического и пейзажного жанров. Волга здесь катила воды неспешно, словно перелистывала страницы истории, а закатное солнце окрашивало её гладь в такие оттенки, что даже искушённые живописцы терялись, пытаясь передать эту палитру. Какие просторы для вдохновения!
И ещё этот местный колоритный антураж милой провинции: кривые улочки, купеческие особняки с резными наличниками, покосившиеся избы с замшелыми срубами. Здесь словно остановилось время: в двориках сушилось бельё, старушки судачили на скамейках, а по вечерам доносились звуки гармони и балалаек, смешиваясь с ароматом палисадников и печного дыма. Вот она – подлинность, которую творцы так тщетно искали в лощёных столичных пейзажах.
Рассматривая картины, Софье казалось, что кисть художника не просто оживляла образы, но и возвращала голоса тех, кто когда-то бродил по этим улицам, наполняя их новым дыханием сквозь туманные слои прошлого.
На полотнах проступали то силуэты давно канувших в Лету купцов, спешащих по торговым делам, то барышень с зонтиками, то степенных священников, то бойких разносчиков с лотками сладостей.
…И вдруг среди мечтательного романтичного погружения в историю перед глазами Софьи возник кусочек совсем другого мира, прислонённый к фонарному столбу: уличный художник, известный в Энске как Коля-Артист, выставлял инсталляцию под названием «Крик души». И каково было удивление Софьи, когда среди экспонатов композиции она увидела… вторую туфлю цвета фуксии.
– Это элемент экспрессии, – вдохновенно рассказывал Коля Софье, указывая на туфлю, красующуюся в центре гигантской конструкции, созданной из ламп с агрессивными цинковыми набалдашниками, колёс некогда детской коляски, старых табуретов и круглого геридона на сросшейся ножке, цветочных горшков, электрических щитков и переключателей. Всю эту композицию художник выкрасил в серые тона, и лишь туфля, купол одной из ламп и пара цветочных горшков выделялись своими ядовитыми малиново-фиолетовыми тонами, точно последние отголоски яркой жизни, увядающие на фоне серого безмолвия. И вокруг композиции хаотично разлитая краска цвета фуксии застыла рваными лохмотьями и статичными лужами, как немой укор…
– Туфель символизирует душевный крик человека, потерявшего свой путь, – продолжал Коля-Артист.
Софья стояла перед экспозицией бурной (больной?) фантазии Коли-Артиста и рассматривала предметы, собранные в причудливый хаос. Если бы художник вставил в инсталляцию самогонный аппарат и назвал её «Путь отчаяния», Софья не удивилась бы. А ещё эта инсталляция показалась Софье аналогией произошедших событий: набор случайных объектов, которые сами по себе, в одиночку ничего не значат,