Не совсем довольный уклоном разговора в область теоретических выкладок, Жарков резко спросил:
— Как налажено артснабжение?
— Все три боевых комплекта снарядов в основном подвезены. На подвозе занято триста двадцать машин.
— Каким образом рассчитываете добиться одновременного открытия огня всей имеющейся артиллерии?
— Видите ли… — Подполковник кашлянул в кулак и тут же переглянулся с майором, державшим телефонную трубку несколько в стороне от уха. — Видите ли, товарищ член Военного совета, мы ввели некоторые неуставные команды, которые, на наш взгляд, неплохо уже прижились… Впрочем, и командарм Труфанов, и командующий фронтом знают о наших новшествах.
— В таком случае, товарищ подполковник, ознакомьте и меня.
— Примерно за пять минут до начала артподготовки будет подана команда: «Оперативно!» Она обязывает прекратить переговоры по всем линиям связи. Затем мы передадим: «Зарядить!» А за одну-две минуты до открытия огня по всем линиям связи поступит приказ: «Натянуть шнуры!» И наконец за двадцать секунд до начала артподготовки раздастся: «Огонь!» Причем эта команда будет продублирована сигнальными ракетами.
Жарков слушал и все более убеждался: армейская артиллерия не подведет.
V
В сопровождении офицера-порученца из артиллерийского штаба Жарков добрался до армейского наблюдательного пункта.
Было ровно семь часов утра. Через час — начало артподготовки, а между тем природа снова выказала свое непостоянство: снегопад унялся, зато в воздухе повис густой туман, едва подсвеченный рассветом, казавшийся от этого тускло-оловянным, особенно тяжелым, непробиваемым. Таким образом, прогноз доморощенного метеоролога Овсянкина — будь он неладен со своим дьявольским нюхом! — полностью оправдался.
Командарм Труфанов при встрече с Жарковым лишь беспомощно развел руками: дескать, не властен я над природой, что тут поделаешь?.. Впрочем, тут же, как бы желая оправдать свою беспомощность, он позвонил в район правого крыла армии:
— Какова видимость в вашей полосе, товарищ Василенко?
— С трудом просматриваю на двести метров, — ответил такой мощный, рокочущий голос, что командарму пришлось даже отставить трубку от уха. — Будет ли приказ об отсрочке?
— Экий ты, братец, нетерпеливый! — с раздражением отозвался командарм. — Давай-ка лучше дождемся приказа свыше… из небесной канцелярии.
В довершение всех неприятностей прибыл представитель 8-й воздушной армии и заявил, что ввиду нелетной погоды авиация действовать не будет. Волей-неволей приходилось обращаться к командующему фронтом. Однако несмотря на неоднократные попытки связаться с ВПУ — вспомогательным пунктом управления, куда перебазировался из Райгорода весь штаб фронта во главе с А. И. Еременко — телефон, телеграф и даже всемогущий ВЧ безмолвствовали. Почему-то не отвечала и радиостанция командующего фронтом.
Вскоре явился майор связи, костлявый человек с изможденным лицом, и с усилиями выдавил из себя:
— Докладываю: на линиях произошли большие порывы. Причина: танки во время ночного перехода на исходное положение посбивали шесты и столбы с проводами.
— Но ведь был же приказ установить указатели! — взорвался начальник штаба Кузнецов. — Был или нет, я вас спрашиваю?..
— Докладываю: указатели имелись. Но по причине снегопада….
— По причине вашего ротозейства! — перебил начальник штаба. — Ступайте и немедленно ликвидируйте все порывы!
Обстановка, что и говорить, складывалась нервозная. У Труфанова вконец набрякли веки и почти наглухо прикрыли и без того маленькие глазки. Сутулясь и покряхтывая, он выслушивал по полевому телефону донесения командиров о том, что их дивизии заняли исходное положение для атаки без каких-либо помех со стороны противника. Однако эти добрые вести только усиливали вынужденную скованность командарма и, должно быть, отзывались в его душе внутренним попреком: вот, дескать, у них там все в ажуре, а здесь, на командном пункте, полная неопределенность…
Стрелки часов меж тем неумолимо приближались к восьми. Было решено перейти в окоп, накрытый маскировочной, но теперь явно лишней сетью: ведь этот распроклятый туман умудрился замаскировать всю армию! Даже в ста метрах нельзя было высмотреть ни одного кустика, не говоря уже об офицере, проверявшем посты охраны вблизи наблюдательного пункта. Все тонуло в грязно-молочной жиже. И лишь один вопрос навязчиво реял в воздухе: «Начинать или отложить наступление до тех пор, пока туман не рассеется?»
Около девяти часов на наблюдательный пункт прибыл Маркиан Михайлович Попов, заместитель командующего войсками Сталинградского фронта, человек уравновешенный, отменной выдержки, не любивший попусту тратить время на отчитывание подчиненных даже в случаях неоспоримой их вины. Жарков нередко встречался с ним в штабе фронта и успел привыкнуть к его излюбленному жесту — охватывать длинными пальцами тяжело отвисающий подбородок с резкой ложбинкой посередине и раздумчиво потирать его сверху вниз. Теперь эти пальцы опять находились на привычном месте, в то время как голова слегка наклонилась (тоже по-знакомому) и из-под низких бровей пристально смотрели на Труфанова большие и ясные глаза.
— А скажите, Николай Иванович, — произнес он мягким голосом, — минерам удалось проделать все запланированное количество проходов в минных полях румын?
— Да, все, что намечалось, выполнено, Маркиан Михайлович, — ответил Труфанов.
— Какова же ширина проходов?
— От двадцати до сорока метров.
— Так, так… — Попов медленно поглаживал подбородок. — А как насчет проходов в наших минных полях?
— Мы решили их проделать во время артподготовки подрывным способом. Это гораздо безопаснее и эффективнее.
— Тогда что ж… Тогда можно и начинать.
— Но ведь туман еще довольно плотный!
— Туман-то плотный, да разве ж не вы сами, Николай Иванович, приучали своих артиллеристов к стрельбе в тумане? Вот и продемонстрируйте свое умение.
— Я бы подождал с полчасика, Маркиан Михайлович… Впрочем, что скажет член Военного совета?
Жарков вспомнил моложавого энергичного подполковника из артиллерийского штаба, всю тамошнюю обстановку уверенной деловитости, а главное, то чувство собственной уверенности в успехе дела, которое он вынес оттуда, — и решение его было непреклонно:
— Надо начинать!
— Да, надо начинать! — подхватил Попов и резко оторвал длинные цепкие пальцы от подбородка.
VI
В 9 часов утра был дан сигнал начать артподготовку ровно через полчаса, то есть в 9.30.
И, как всегда перед долгожданным наступлением, то там, то здесь, на всем протяжении передовой линии 51-й армии, стали проявляться признаки нетерпеливой готовности к атаке. Из-под камышовых навесов уже доносился перекатный гул прогреваемых танковых моторов; на заснеженных брустверах окопов с каждой минутой все больше чернело винтовок и автоматов; к переднему краю спешили по ходам сообщения фельдшеры и медицинские сестры с брезентовыми сумками…
Жарков, по старой профессиональной привычке — по лицам определять душевное состояние людей, быстро украдчиво взглядывал то на Попова, то на Труфанова. Их лица сейчас выражали ту сосредоточенную задумчивость, которую не могло потревожить даже настойчиво-просительное верещание зуммеров. Вероятно, прежде