— Его добили, — сказал Тарик.
— Удар милосердия, — кивнул Зубаир.
Пакистанцы помолчали. Спустя несколько мгновений заговорил майор Хан:
— Интересно, почему он позволил себя убить именно так?
— Насколько я понимаю, — несмело начал Стоун, подходя к двоим пакистанцам, — на теле нет ничего ценного?
— Нет, — повременив, ответил Тарик и обернулся. Окинул Стоуна своим неприятным взглядом.
Бывший спецагент внутренне поморщился.
— Советы забрали все, что могло представлять хоть какую-то информационную ценность, — докончил Тарик.
— Тогда почему мы?..
А вот Стоуну докончить не дали. Потеряв интерес а агенту, оба пакистанских спецназовца обернулись.
Все потому, что из мечети вышел третий боец пакистанского спецназа. Это был лейтенант по имени Фарук. Стоун снова внутренне поморщился при виде этого человека.
Невысокий и худощавый, лицом Фарук, несмотря на возраст в районе тридцати, напоминал мальчишку, едва ли достигшего совершеннолетия. Бороды Фарук, чье прозвище, к слову, было «Шакал», не носил. Зато выделялся среди остальных тем, что нарядился в несколько великоватые ему китель и галифе советского производства.
Стоун знал, что одежда была трофеем, снятым Шакалом с одного убитого им офицера.
Фарук был сапером. Причем крайне талантливым. Он мог собрать взрывное устройство, что называется, из любого мусора.
Но Стоуна пугало в нем не это. Фарук был настоящим психопатом.
Когда они, полчаса назад, вошли во двор мечети, Стоуну «посчастливилось» наблюдать, как Фарук с немого согласия Тарика принялся раздевать труп душманского младшего командира, опознанного ими как некий Шер.
Тогда Шакал буквально вырезал тело Шера из одежды. Стал копошиться в обрезках, ища что-либо ценное. При этом Шакал бормотал что-то себе под нос и мерзко посмеивался.
При виде возвращающегося Фарука снайпер Молчун уставился на него волком. Сплюнул вязкую слюну. Стоун знал, что Шакал с Молчуном, мягко говоря, не ладили. Но что стало корнем их вражды, Стоуну было неведомо.
— Лучше бы вам не возвращаться в мечеть, — ухмыльнулся Шакал. — Я установил пару растяжек на выходе из подвала и у главного входа.
— Зачем? — удивился Стоун.
Фарук, шедший к ним, замедлил шаг. Задумался на миг и почти сразу выдал, пожав плечами:
— Просто так. На всякий случай.
Стоун не ответил ему. Только вздохнул.
Тем временем Тарик встал.
— Что было в подвале? — спросил он холодно.
На лице Шакала появилась гаденькая улыбка. Он достал из-за армейского ремня белый, но грязноватый кусок материи. Показал Тарику.
— Кажется, — разулыбался Шакал, когда передал обрывок майору, — мы нашли те самые «крошки», что оставил нам агент Абади.
Тарик некоторое время рассматривал кусок белой ткани. Потом показал его Стоуну.
— Кажется, пришло твое время, специальный агент.
Когда Тарик Хан приблизился к Уильяму, тому от нервов захотелось выпить. Но Стоун не решился потянуться за фляжкой, остолбенев под взглядом майора.
— Что это значит? — ледяным, низким голосом спросил Тарик, протянув лоскут Стоуну.
Бывший спецагент взял обрывок материи. И сразу увидел на нем странное черное пятно.
— Я нашел это в куче тряпья в подвале, — как-то горделиво похвалился Шакал.
Стоун поджал губы.
На несвежей, грязноватой тряпке угольком была выведена маленькое, едва заметное число четырнадцать.
Глава 20
После того как Булат взял след, он сразу принялся обнюхивать деревянные полы бани. Мы стояли у входа в парилку, наблюдая за работой пса.
— Хорошо, что шпион не успел тут убраться, — шепнул Наливкин Тарану.
— М-г-м. Так-то я поощряю инициативность бойцов, но эти двое… — Таран кивнул назад, намекая на Семипалова с Малюгой, оставшихся на улице, — сегодня че-то палочку-то перегнули.
Я сидел на корточках и следил за работой Булата. Нарыв подошел ко мне и опустился рядом. Шепнул:
— Альфа не нашла ничего. Почему ты решил, что Буля лучше справится?
— Альфа — собака молодая, — тихо ответил я. — Первый год на заставе служит. Буля поопытнее будет. А опыт уважать надо.
На это Нарыв мне ничего не ответил. Старший сержант только пожал плечами и уставился на Булата.
А кобель тем временем уже переместился ближе к лавке. Стал нюхать под ней, потом медленно, не отрывая носа от пола, продвигаться к дальнему углу.
Нарыв напрягся, нахмурился.
— Он что-то нашел, — определил опытный инструктор. В голосе его прозвучала едва заметная нотка удивления.
Буля подошел к правому переднему углу парилки, сунул нос чуть не в самый угол, а потом вдруг гавкнул и принялся скрести пол лапой.
— Нашел. Он что-то нашел, — поднялся Нарыв.
Мы поспешили к Булату. Я тут же присел рядом, взял его за ошейник и немного оттянул.
— Молодец, хороший пес, — похвалил я возбудившегося от успешной работы Булата и стал трепать его по холке.
Довольный тем, что его работу оценили, пес обернул ко мне свою большую морду и даже попытался меня лизнуть. Слегка улыбаясь, я аккуратно отпихнул его мокрый и слюнявый нос.
А Нарыв тем временем встал на четвереньки, залез под лавку и принялся что-то там изучать. Когда поднялся на колени, продемонстрировал всем большую сыроватую щепку.
— Там пол подгнил, — сказал он. — Его расковыряли и сделали щель.
Таран с Наливкиным переглянулись. Прапорщик Черепанов недовольно, но сухо сплюнул. Пробурчал:
— Новый пол, а уже гниет. Вот падла…
Таран приблизился к Нарыву, взял из его руки щепку и критически осмотрел. На миг задумался, а потом тоже потрепал уставившегося на него Булата по холке.
— Хороший пес.
Буля забавно склонил голову набок и вывалил язык.
— Ты смотри, Саша. Не прогадал, — сказал Таран. — Нашел что-то твой Булат.
— Опыт, как говорится, не пропьешь. Но радоваться рано. Надо сначала проверить, достать то, что там под полом спрятано.
Таран кивнул, поджав губы. Обернулся к Черепанову и Наливкину, которые все так же ждали у входа.
— Товарищ прапорщик, — начал Таран, — подгони-ка ребят. Пусть притащат фомки. Будем вскрывать.
— Есть, — отрапортовал Черепанов и хотел было уже выйти, но обернулся. Робко и как-то жалостливо спросил: — Новый пол вскрывать? Он же подгнивший там. Вдруг лопнет… Тогда обратно не присобачим. Сами знаете, как тяжело сейчас лес новый получить… А пол… Его ж только в прошлом году постелили…
— А у тебя идеи получше есть, как достать, что там спрятано? — строго спросил Таран.
Черепанов погрустнел.
— Никак нет. Виноват.
—