Шарипов вдруг повеселел. Даже улыбнулся и сдержанно рассмеялся:
— Так, Селихов умудрился зарубить душмана тяпкой, потом застрелить еще нескольких из автомата, что занял у раненого товарища, а потом увел группу душманов от своих, чтобы те могли уйти. В одиночку увел. Представляешь?
Наливкин молчал. Если бы капитан не знал Селихова лично, то решил бы, что особист рассказывает ему какие-то байки. Однако несколько часов назад Наливкин сам видел, как сержант Саша Селихов, девятнадцати лет от роду, в одиночку уничтожил троих душманов. И при этом даже бровью не повел.
— А знаешь, чем все закончилось? — Шарипов показал Наливкину золотой зуб в улыбке, — тем, что он взял в плен ханского сынка. Вот чем. Ну разве ж часто таких солдат встретишь?
— Ты думал, что он не тот, за кого себя выдает?
Наливкин признался сам себе, что в этом вопросе он понимал особиста. Ведь тоже думал о Селихове подобным образом.
Шарипов покивал.
— Да только сейчас я и не знаю, что о нем думать. Я все ждал, что Селихов что-нибудь эдакое выкинет. Когда он без приказа стал стрелять по духам, решил: вот оно. Но, видать… я ошибся.
Офицеры замолчали. Наливкин глянул под скалу, где сидели на камнях спасенные группой люди. Девочка обнималась с мамой. Вместе они тихо плакали. Освобожденный Афганец молчал. Казалось, он дремал, слушая мерный шум водопада.
— Селихов много хорошего сделал. Много полезного, — сказал Шарипов. — И сейчас я понимаю, что мне горько предлагать тебе такое решение проблемы. Но Селихов — солдат. Он давал присягу отдать саму жизнь за нашу страну. А вот Искандаров… Искандаров может сегодня умереть зря. Тогда и жертва Селихова будет напрасной.
Наливкин задумался. Поджал губы и спрятал взгляд. Сейчас ему почему-то стало неловко смотреть в глаза особисту. А еще странно было осознавать, что в чем-то Шарипов действительно прав.
— Я не оставляю своих, капитан, — не поступился Наливкин принципами.
— Очень хорошо, — вздохнул Шарипов. — Но тогда ты рискуешь потерять и сержанта Селихова, и майора Искандарова.
Шарипов хотел было уже уйти, даже обернулся. А потом задержался, потому что они услышали шаги. Кто-то шел вдоль ручья.
— Малинин с Нарывом возвращаются, — констатировал Наливкин. — Быстро они. Думал, будут дольше сигнал ловить.
— Да нет, — напрягся Шарипов, — это не они. Там один человек.
Офицеры замерли. Темная фигура приближалась.
Человек непринужденно шел у ручья, неся на плече автомат.
— Кажется, товарищ капитан, — вздохнул Наливкин, — наш с вами спор больше не имеет никакого смысла.
— Согласен, — улыбнулся Шарипов. — Сейчас я с вами искренне согласен.
Глава 6
Галька хрустела под ногами. Спокойный ручеёк нёс свои воды куда-то в ущелье, разделяясь там на узенькие, едва заметные потоки. Где-то впереди шумел горный водопад. Стоянка была уже близко.
Я поправил ремень автомата, висевшего за спиной. Когда я обошёл неширокую, вдававшуюся в берег ручья скалу, увидел силуэты наших, маячившие вдали, у водопада.
Кажется, меня уже встречали.
Двое мужчин — кто именно это был, я различить не мог — пошли мне навстречу.
— Селихов! — раздался вдруг голос капитана Наливкина. — Ты⁈
— Я, товарищ капитан.
По невысокому росту и широким плечам второго мужчины я понял, что это был Шарипов. Оба капитана немного ускорили шаг, поспешив мне навстречу.
Когда мы встретились, они замерли передо мной. Ни Наливкин, ни Шарипов несколько мгновений не говорили ни слова. Первым эту тишину нарушил капитан «Каскада».
— Живой, — с каким-то облегчением в голосе проговорил он. — Живой, зараза!
— Так точно, — сказал я с лёгкой улыбкой. — Я…
Наливкин не дал мне договорить. К моему удивлению, «каскадовец» шагнул ко мне и заключил в крепкие объятия. Сильно похлопал по спине.
— Ух! Молодчина! — радостно сказал он. — Молоток! Один остался и вышел! Наш отход прикрыл!
Повесив руку мне на плечи, он обратился к Шарипову:
— Ну вот, капитан, а ты сомневался в нём! Представляешь, Сашка⁈ Товарищ капитан думал, ты не вернёшься!
Я заглянул в глаза Шарипову. Тот не выдержал моего взгляда. Смутившись, опустил глаза и едва слышно прочистил горло.
— А ведь он мне про тебя, Сашка, сам рассказывал разные истории! — не унимался развеселившийся «каскадовец». — Сам же рассказывал, а сомневался!
— У товарища капитана работа такая — сомневаться.
Я кривовато ухмыльнулся.
— Как? Как ты умудрился всё это провернуть? — допытывался Наливкин. — Я, грешным делом, думал, что ты уже и не жилец! Умом, понимаешь ли, думал. А душа подсказывала, что вернётся Селихов! Что душманскому отродью его так просто не взять!
— На некоторое время они отстанут от нас, — сказал я. — Но всё же могут возобновить преследование.
— Могут, — кивнул Наливкин, посерьёзнев. — Но будут как слепые котята. Они не знают, по какому пути мы зашли. Я вообще сомневаюсь, что они хорошо ориентируются в этих местах. Ай! Да ладно! Что мы заладили⁈ Пойдём, поешь. Нарыв с Малининым пошли выйти на связь с нашими. Минут десять — и будем сниматься с места. Всё равно нужно поторапливаться. Времени всё меньше.
— Как Искандаров? — догадавшись, к чему клонит Наливкин, спросил я.
Капитан тут же помрачнел. Мне показалось, что и особист тоже. Их молчание оказалось красноречивее любого ответа.
— Понятно, — сказал я холодно. — Тогда нам надо скорее выходить.
Глядя, как Наливкин подтягивает подпругу своего гнедого в яблоках жеребца, я ложкой поковырялся в банке с тушёнкой. Выбрал самый, как мне показалось, жирный кусок и отправил его в рот.
Потом глянул на наших спасённых пленников. Тахмира со своей мамой притихли, сидя на каком-то брёвнышке. Афганец, расположившийся прямо на земле, казалось, спал. Кто-то из наших дал ему плащ-палатку. Он укутался в неё чуть не с головой. Весь сжался калачиком, стараясь защититься от ночной прохлады.
Мать Тахмиры тоже спала. А вот девочка — нет. Я видел, как её взгляд, неотрываясь, упирался прямо в меня.
Я отставил пустую банку тушёнки. Поднялся. Медленно, выбирая место, куда наступить, чтобы выходило не слишком громко, пошёл к ним.
Потом опустился рядом с девочкой. Тахмира моргнула. Глаза её были большими