А до меня как-то вдруг дошло, что не доктор ей нужен. А «медведь».
Я поднялся, расстегнул сумку и вывалил вещи. Пожалуй, моя футболка сойдет на ней за платье.
— Надевай, — протянул ее ей, а сам достал мобильный.
— Меня будут судить, — подтянула она к себе футболку и прижала к груди.
— Не будут, — возразил я прежде, чем услышал в трубке Теренса.
— Карлайл! Где вы?
— Недалеко от дома, где нашли Робин в первый раз. Я не знаю адрес.
— Я понял. Заберу вас.
— Мне надо вернуться домой, — безжизненно лепетала она, комкая ткань. — Я… я хочу…
— Помолчи, — отвернулся я, натягивая штаны.
— Что? — послышалось мне в спину.
— Помолчи, говорю, — глянул на нее из-за плеча. — Ты — моя самка, если ты забыла. Твой зверь, кстати, хорошо меня помнит. Поэтому дом у тебя теперь в другом месте.
Я всегда считал медведей Аджуна тиранами. Особенно Рэма. Они — самодовольные сволочи, думающие только о себе. Ну, так мне казалось… И я старался не быть таким. Но пора принять, что я ошибался во многом. Пришло время отыскать в себе собственного «медведя». Потому что все остальное не работает.
Нет, иллюзий я не питал — власти Рэма, которая обеспечивала его самоуправство, у меня не было. Но у меня есть мое право самца. Мать Робин уже его признала. И Клоувенс признает. Остается только сенатор Райт…
И Робин.
— Оделась? — оглядел ее хмуро.
Она стояла в шаге в моей футболке, опасливо пытаясь натянуть ее ниже, но та едва прикрывала ее задницу… Пожалуй, она будет ходить в моих футболках по дому. Сложно найти более сексуальный вид.
— Джастис, — прошептала Робин хрипло. — Мне надо к отцу…
— Он выкарабкается. А тебе надо отдохнуть. — Я смотрел на нее, а сам чувствовал, как ненавижу. Ее отца, за то, что доломал дочь. Себя — за то, что позволил. Я и утром был в праве… Но я отпустил. А не стоило.
— Джастис, я не поеду с тобой, — пролепетала она мне, когда я вскинул мобильный, чтобы принять звонок от Теренса. И, хоть в трубке уже послышался его голос, я медленно отнял трубку от уха и уставился на Робин таким взглядом, что глаза у дурочки снова превратились в блюдца.
— А куда поедешь? К папе? — тихо начал я. — Понесешься снова укладываться на его алтарь и пускать себе кровь ему на радость?
— Они — моя семья…
— А ты — моя. И я не отпущу тебя больше. Как врач — я запрещаю тебе нервные потрясения. Как твой самец — хрен я тебя пущу снова драть себе душу в клочья! Тебе понятно?
— Я не чувствую себя твоей семьей! — вскричала она и зажмурилась.
А с моих губ слетел смешок. Ну, кто бы сомневался?
Наверное, из последних сил, которые у меня вообще остались в этой жизни, я сделал к ней шаг и прижал к себе, принимаясь тереться о ее лицо щекой, массировать ее шею, целовать прикрытые веки…
Если она оттолкнет меня сейчас, я уже не вернусь. Я просто не смогу…
Сжимая зубы, я продолжал напоминать ей о себе со всей нежностью и спокойствием, что у меня еще остались… И Робин вдруг всхлипнула и обняла меня за шею, прижимаясь всем телом. А я подхватил ее под бедра и стянул с себя джинсы…
На миг показалось, что вернулась ее кошка — сексуальная, уверенная в себе и признающая меня. Но, спустя один стон, я снова держал в руках трепетного дрожащего мотылька, продирающегося через когти… Мои. Потому что я мало чем отличался от ее отца. Все мы драли Робин на части, спасая самих себя…
Отличие было лишь в том, что мне случайно повезло спасти и ее.
Случайно…
И я впивался в ее нежную кожу когтями, опуская ее на себя все быстрей, а она хваталась за мои плечи, чтобы не рухнуть в бездну, вынужденная подчиняться моему желанию.
Оргазм… Еще… Мои пальцы везде, напролом, без нежности и просьбы…. И только дыхание рот в рот, как реанимация, что спасает жизнь, помогало оставаться с Робин на связи и держать зверя подальше от ее вены на шее…
Глава 15
Я пришел в себя от того, как она целует меня… Не трепетно и неуверенно, а… благодарно? Робин сжимала ноги на моих бедрах, а я стоял, постепенно осознавая, что впиваюсь в ее кожу когтями…
— Прости, — прохрипел и медленно опустился в траву.
— Это ты прости, — прижалась она ко мне всем телом. — Мне будто мозги отказали…
— Это нормально, — сдавленно выдавил я. — Нарушение кровообращения и гормонального баланса… делают тебя подавленной и депрессивной.
— Главное — вовремя принять «антидепрессант», — улыбнулась Робин, а я прижал ее к себе.
Стало противно от самого себя. Я чуть не сдался… А ведь я врач, черт меня раздери! Я же должен был понимать, что она еще не в себе. Но «антидепрессант», да, все поправил. Мне, похоже, тоже помогло.
— Ты чего? — заглянула она в мои глаза. — Я тебя достала, да?
Я усмехнулся — конец мне. Эта блондинка слишком умная, чтобы мне сходило с лап вранье себе и ей. Но я не перестал пытаться:
— Я чуть тебя не потерял, — покачал я головой, умолчав, что не из-за нее. А из-за себя. Не надо делить с любимыми свои угрызения совести. Врать — так врать, но отвечать за ложь самому, а не искать за нее прощения. Робин нужна опора. А надтреснутые бока лучше отвернуть от взора. — Поехали домой…
— Как скажешь, доктор Карлайл, — улыбнулась она.
***
Я не узнавала себя. Но мне нравилось.
Раньше я бы со стыда провалилась сквозь землю от осознания, что еду в машине далеко не близкого мужчины, вся пропахшая сексом, да еще и без трусов. Сегодня мне было