Робин нерешительно поднялась, оглянулась на свою добычу, но той уже и след простыл — у ворот гаража никого не оказалось. И она последовала за мной. Изнутри ворота на улицу открывались несложно — одной кнопкой, и вскоре мы неспешно направились в сторону леса. Пантера только задержалась ненадолго взглядом на заборе — вероятно, тут она когда-то ждала, что о ней вспомнят. Но не дождалась.
Я не собирался уводить ее далеко — просто скрыть от поисков и взглядов, пока Робин не обернется. Тащить ее куда-то сразу, нарушая хрупкое доверие ее зверя, не стоило. Ее испугает суета вокруг, и она сбежит и больше мне не доверится. И это недоверие перейдет еще и на саму Робин. Нет. Тут надо было терпеть и ждать, ограждая ее вторую сущность, как маленького котенка, которым она по сути и являлась.
Скрытое бессознательное, вырвавшись наружу, взялось возмещать себе то, что у него отобрали — любовь, защиту, право выбора. Она шла за мной только потому, что я признавал это ее право.
Ну или не только поэтому…
Счастье, что она мне доверилась? Или закономерность?
Она ведь меня помнит. И об этом думать было особенно приятно. Поверить в ее привязанность очень хотелось. Ведь я знал, что зверь врать не умеет. А когда она прижималась ко мне боком, хватала зубами то за хвост, то за ухо, — очень хотелось ответить ей на заигрывания. И я еле сдерживал свою зверюгу, чтобы не перейти черту.
В обычной паре нет необходимости спариваться в звериных ипостасях — люди чувствую ярче. Но пантера утаскивала меня на другую сторону, поощряя зверя, который изголодался по свободе. Сопротивляться стоило усилий, но я напоминал себе, что она — лишь часть от той, которую на самом деле очень хочу. И мне ее не хватало…
Углубившись в лес и сбежав по холму в заросли, я устроился под низкорослой елкой, подавая пример спутнице. Та немного поломалась — поприставала к листьям в округе, погрызла ветки, затрепала несчастную бабочку и с чувством выполненного долга согласилась на мое предложение передохнуть. Ее внимание привлек переносчик у меня на боку, и она долго внюхивалась в его содержимое, покусывая лямки, но вскоре потеряла к нему интерес и, наконец, устроилась сначала у меня под боком, потом уложила голову мне на шею.
И меня накрыло чувством, которое сложно было описать. Потому что много всего было в нем — радость обладания, тревога за будущее, ответственность… Но главное — взаимность. Пантера трогательно сопела мне на ухо, доверительно прижимаясь всем телом, и самое страшное оставалось позади — вопрос, от которого я бежал, как от огня.
Нужен я ей по-настоящему? Или ей нужно было лишь спасение от ужаса в ее жизни?
Но теперь понимал — нужен. Все сошлось в этой точке под елкой — вся моя жизнь, опыт, потери и неудачи, вопросы к себе… Все завязалось в один узел и обрело смысл в звере на моей шее, который не умеет врать. Потому что я бы не согласился на меньшее.
Тишина и спокойствие воцарились вокруг, и в нем особенно сладко прозвучал ее первый вздох. А потом кошка начала меняться, возвращая мне Робин, и я попал в такт этого изменения. Это было несложно — дышать в унисон, чувствовать одно и то же и вместе возвращаться к непростой человеческой жизни, отступившей ненадолго. Когда Робин открыла глаза, я уже уютно устроил ее у себя на коленях и прижал к груди.
— Привет, — улыбнулся ей, а она испуганно втянула воздух и вцепилась в мои плечи:
— Джастис!
— Все хорошо…
— Я так испугалась! — сдавленно всхлипывала она. — Это было ужасно!
— Теперь все позади, — гладил ее по волосам и улыбался.
— Я начала задыхаться, потом стало так больно!.. — отстранилась она, заглядывая мне в глаза.
— Твой зверь пришел тебя защитить, — убрал я прядь волос с ее глаз и нежно огладил скулу.
И тут она заморгала и огляделась:
— Где мы? — прошептала тревожно.
— Недалеко от города.
— Ты… ты за мной пришел, да? — Ее ресницы задрожали, ноги сжались на моих бедрах…
— Да.
Робин склонилась ко мне и обвила шею руками, укладываясь на плечо, прямо как ее кошка совсем недавно.
— У тебя очень классный зверь, — прижал ее к себе.
— Я натворила что-то ужасное, — с сомнением проскулила она.
— Ты не можешь творить ужасное, Роб. Ты защищалась.
— Что я сделала? — подскочила она.
— Тихо, — не дал ей ускользнуть, прижимая к себе крепче. — Твой зверь травмировал твоего отца. Не сильно.
Она замерла в моих руках, раскрыв в ужасе глаза, и мне захотелось добавить ее старику второй укус для симметрии, только бы не видеть такого выражения на ее лице.
— Роб, — нахмурился я, обхватив ее лицо. — Ты не виновата. Начинать думать о себе непросто, иногда больно, но необходимо. С твоим отцом все будет в порядке. Слышишь?
Глава 14
Но она не слушала — тряслась в моих руках, моргая стеклянными глазами. И вся она стала стеклянной. Тронешь — рассыплется на осколки.
— Тебе надо было меня отпустить… — прошептала она. — Я — чудовище, Джастис.
— Не более, чем все мы.
— Перестань меня успокаивать! — перевела она на меня взгляд. — Я кинулась на отца!
— Ты защищала то, что важно для тебя. — Оставаться спокойным было очень сложно. Хотелось отшлепать ее по щекам и привести в чувства, чтобы вышла из ступора. Но я только продолжал играть в доктора: — Защищала, как могла. И ты не можешь себя в этом упрекать. В тебе живет такой же зверь, как и в каждом из нас. Пора принять его, дать ему голос, Роб…
— Джастис, о чем ты вообще?! — взвилась она. — Я чуть отца не убила!
— Это не твоя вина! — повысил я голос.
Что кошкой, что женщиной — она не допускала возможности дать трещину перед ней.