Третий парень при своем небольшом росте хоть и выглядел довольно сурово (имел глубокий синий шрам, наискось распахавший его некогда красивое лицо), оказался не таким брезгливым и пил непроцеженное молоко большими глотками, как видно, соскучившись по домашнему молоку, которого давно не видел. Спустя минуту его изуродованное страшным шрамом лицо появилось из-за ведра и расплылось в блаженной улыбке. Он отдал ведро с остатками молока четвертому парню, а сам с довольным видом гулко постучал себя ладонью по заметно вздувшемуся животу, выпирающего арбузом между краями распахнутого кителя.
«Может, все и обойдется, — мелькнула у Мангулиса спасительная мысль, когда он увидел по-детски трогательные жесты молоденького бандита. — Не звери же они, в самом деле!»
Четвертый бандит торопливо шмыгнул крючковатым носом, как-то жадно схватил ведро и тоже принялся пить молоко большими глотками; руки у него непонятно отчего дрожали, хоть и был он на вид довольно крепким, с широкими плечами. По его вискам из-под нахлобученной на уши кепки ручейками сочился пот. За короткое время, выдув все, что ему досталось от приятелей, он бесцеремонно отбросил порожнее ведро в траву и с силой наступил на него подкованным каблуком тяжелого немецкого сапога, в которые они все были обуты.
При виде столь пренебрежительного отношения к вещи, ценной тем, что без нее в хозяйстве обойтись никак невозможно, у Стаси от изумления округлились глаза; она ахнула, всплеснув руками, как белая лебедушка крылами, но вовремя сообразила, что этим недоумкам ее испуг только на руку, спешно зажала рот ладонями, пряно пахнувшими коровой и парным молоком.
— Иди сюда, — все же не смог осилить звериного инстинкта Каспар, увидев раскрасневшееся лицо девушки, цепко ухватил холодными пальцами ее за тонкую кисть и нагло потянул к себе. — Сегодня ты будешь моей, — заявил он, заметно дрожа худосочным телом. — Веди меня на гумно… милостивая барышня, — трясущими губами пробормотал он. — И поторопись.
Стася уперлась босыми ногами в траву, но силы были неравны, хоть блондин и был здоровьем явно обделен; девушка заскользила следом за ним босыми подошвами по траве.
— Не смейте трогать мою девочку, — натужно закричал, брызгая теплой слюной, старый Мангулис; голос его сорвался, он закашлял и уже тише сказал: — Отставь Стасю в покое… негодяй.
На него обратили внимание, захохотали, заулюлюкали, тыча пальцами в запыхавшегося старика, которому уже не доставало воздуха, чтобы кричать, и он только хрипел, задыхаясь. Страшно тараща белесые глаза, глубоко запрятанные в морщинистых глазницах, со страданием на постаревшем за какие-то минуты на десяток лет лице Мангулис от бессилия беспорядочно взмахивал руками, стараясь донести до бандитов свою невысказанную мысль. Его старенькая, но чистая, с любовью заштопанная руками дочери светлая одежда, в которой он выходил из дома только для работы с пчелами, была местами сильно испачкана зеленью травы. Но это теперь его совсем не волновало, не имело для него никакого значения, потому что его единственная дочь находилась в опасности: он падал, с трудом поднимался и вновь упорно шел вперед, покачиваясь от усталости.
— Не… трогайте… ее, — умолял он шепотом. — Оставьте… мою… доченьку… в покое.
— Чего это ты бормочешь там, старик? — поинтересовался с кривой ухмылкой Дайнис и скорым шагом двинулся навстречу, на ходу скинув автомат с плеча и взяв холодный увесистый металл в правую руку. — Не слышу.
В этот момент громко вскрикнула Стася, которую настырно продолжал тянуть на гумно Каспар, свободной рукой нетерпеливо расстегивая ремень на галифе.
— Изверги! — выкрикнул Мангулис, собрав остатки последних сил.
Сквозь мокрые от слез и пота глаза смутно, как в тумане, он видел увеличивающуюся в габаритах и без того крупную фигуру бандита, его рыжие конопушки, которые слились в одно целое; и отвратительное черное лицо бандита вдруг сделалось на вид до того ужасным, что старик содрогнулся.
— Бог вам этого никогда не простит. Все сгорите в адском пламени… чертово семя.
— Заткнись! — рявкнул озлобленно Дайнис, коротко размахнулся и ударил ручкой автомата старика в лицо, отчетливо услышав, как у того хрустнули слабые кости носа.
У Мангулиса из носа брызнула горячая кровь, и он без чувств опрокинулся на спину, всплеснув руками. Его шляпа далеко отлетела в сторону.
— Тя-атенька-а! — не своим голосом завизжала Стася, было кинулась к нему, но Каспар держал ее крепко.
Опалив парня ненавистным пламенем своих разом потемневших глаз, девушка до крови прикусила нижнюю губу и в ярости так ударила блондина острым коленом в пах, что тот от невыносимой боли согнулся, держась двумя руками за промежность, и тотчас рухнул на бок в траву. Скрючившись в позе зародыша, Каспар катался по земле, скрипел зубами до крошева во рту.
Вырвавшись из цепких, до омерзения липких рук, Стася что есть духу припустилась бежать в сторону кромки леса. Венок с ее головы свалился, толстая тяжелая коса металась, словно пушинка, трепыхался на ветру подол длинной юбки, а икры белых ног стегала высокая трава, выдавливая из мелких порезов капельки крови.
Парень со шрамом проворно вскинул автомат и от живота длинной очередью выстрелил вслед убегавшей девушке. Пули веером ушли куда-то в пустоту, не причинив ей никакого вреда, но зато посыпались в лесу ветки сосен и вязов, срезанные, будто лезвием. Парень ухмыльнулся, расставил шире ноги и стал целиться, неторопливо поводя стволом в сторону отдалявшейся юркой фигурки, которая принялась петлять, словно перепуганный заяц, сообразив, хоть и была девчонка, что так в нее будет попасть стрелку непросто.
— Виерстурс, — сдавленным голосом окликнул парня Каспар, уже сидя на корточках, с мучительной медлительностью стараясь подняться, липкий пот обильно тек у него по бледному лицу, капал на колени, — не стреляй… она мне нужна живая. Уж я вволю тогда потешусь над ней. Догони ее.
Чуть помедлив, как видно, сомневаясь в своей способности догнать девушку, которая сейчас представляла для них желанную добычу (а, как известно, запуганного зверя не так-то легко загнать), Виерстурс, как только представил ее обнаженное девственно-чистое тело с розовыми сосками и бесстыдно раскинутыми белыми бедрами, так его сразу опалило нестерпимое желание вдоволь натешиться над этим прекрасным созданием, которое в силу вынужденных обстоятельств не сможет ему ни в чем отказать.
Парень неуловимо повел глазами на сидевшего на корточках приятеля, моментально закинул автомат за спину и рванул с такой скоростью, что у него с головы свалилась кепка. Резко затормозив ногами через пару шагов, он бегом вернулся, стремительно подхватил головной убор, нахлобучил его на голову и снова побежал за девушкой, глухо топая каблуками сапог, истошно вопя:
— Стой, стрелять буду! Стой, кому говорю! — чем только