Под портретом стоял массивный дорогой стол из красного дерева, заваленный различными папками и документами, к столу вела узкая ковровая дорожка ярко-алого цвета. В кабинете пахло как в антикварной лавке: старой мебелью, нафталином, еще чем-то непонятным и табачным дымом. Возле окна полу боком ко мне стоял белый как лунь, человек в черном эсэсовском генеральском мундире и курил в форточку. Курить в Рейхе себе позволить простой смертный не мог – это очень дорого. Обергруппенфюрер обернулся ко мне. И тут я испытал шок –это же…
– Дядя Роланд? – спросил я заикаясь, сам не веря своим глазам.
Он окинул меня внимательным взглядом и отвернулся к окну.
– В звездной пехоте не учат представляться? – выпуская облачко дыма, спросил дядя Роланд.
Я вытянулся, щелкнул каблуками:
– Гер обергруппенфюрер, разрешите обратиться? Лейтенант Яр Ковалефф для дачи пояснений прибыл.
Дядя Роланд с интересом посмотрел на меня.
– Для дачи пояснений? – переспросил он. – Да… Заматерел ты, Яр. Ну и делов ты натворил, хоть догадываешься, по какому поводу здесь оказался?
– Никак нет, гер обергруппенфюрер, – четко ответил я.
Он потушил сигарету в пепельнице, заполненной наполовину окурками.
– В СД, сынок, так просто не оказываются, – сказал он устало.
Только сейчас я рассмотрел, какие у него круги под глазами. Сдал дядя Роланд.
– Когда один военнослужащий режет как свинью другого, причем старшего по званию и к тому же своего командира – это попахивает государственной изменой. Зачем ты зарезал Ларсона?
Дядя Роланд уставился на меня тяжелым, немигающим, прошивающим насквозь взглядом, и я почувствовал себя как в детстве – неуютно и абсолютно незащищенным, как маленький мальчик, которого уличили в воровстве яблок из соседского сада.
– С чего вы взяли?
Я еще пытался хоть как-то защищаться.
– Брось, паря, не дури, – махнул он рукой. – Ты что, забыл, что в Рейхе камеры слежения везде, а СД вездесущ? Думал, нашел укромную подворотню и все шито крыто? Нету, Яр, таких мест в Рейхе, где можно от нас спрятаться, нету. Еще раз повторяю свой вопрос: за что ты зарезал майора звездной авиации, командира военного транспортного звездолета, майора Ларсона Олафа?
Я очень ясно понял, что запираться нет смысла, что-то врать тоже. Будь что будет.
– Это он нажал на кнопку и сбил «Гортензию», – выпали я.
Дядя Роланд провел рукой по жесткому ежику волос – знакомый с детства жест.
– Все-таки раскололся Ларсон, – сказал он, задумчиво смотря на меня. – Предлагал я его сразу ликвидировать. Так нет, заслуги у него, понимаешь, перед Рейхом. Ты зачем в звездную пехоту записался, отрок? Я же тебе писал: подожди, не делай глупостей.
– Так я не знал, думал, за маму, за папу. А тут… – начал я сбивчиво оправдываться.
– Думал он, – нахмурил брови дядя Роланд. – Индюк тоже думал. Много за тобой?
– Чего, дядя Роланд?
– Не чего, а кого. Много людей пострелял?
– К сожалению, много, дядя Роланд.
– К сожалению, – покачивая головой, повторил дядя Роланд.
Наступила длительная пауза, в ходе которой дядя Роланд долго, пытливо всматривался в меня. Как будто пытался просканировать меня полностью, как рентген, заодно о чем-то крепко думая. Потом, видно, что-то решив для себя, тяжело вздохнул.
– Мамин почерк хорошо помнишь? – спросил он меня.
Я молча кивнул. Он засунул руку в нагрудный карман кителя и достал слегка пожелтевший листок, сложенный вчетверо, который протянул мне.
– На, читай.
Сам достал из золотого портсигара очередную сигарету, прикурил ее и отошел к окну. Я быстро развернул листок – знакомый, родной почерк, как будто мама рядом и я слышу ее голос. На душе стало теплее, правда, в глазах засвербило. «Яр, любимый мой сынок, если ты читаешь это письмо, значит, нас с папой уже нет. Мы старались растить тебя честным, добрым и справедливым, чтобы ты оценивал людей по их делам, а не по их национальности, цвету кожи или вероисповеданию. Также мы с папой хотели изменить этот несправедливый мир. Рейх с его ненасытными корпорациями, жаждущими только сверхприбылей, с его теорией национального превосходства одних рас над другими и напрочь прогнившей, коррумпированной системой не имеет никакого права больше существовать. Человек по рождению должен получать равные права и возможности в этой жизни. А не быть рабом. Давно, как только в Рейхе начались репрессии, а затем депортации на Олерон нелояльных, а значит, не совсем полноценных, с точки зрения чиновников Рейха, людей: русскоязычных, евреев, сербов,, мексиканцев, афроамериканцев, всех тех, кто не вписывался в догмы Великого Рейха, наши дедушка и бабушка организовали подпольную организацию сопротивления, целью которой было свержение ненавистного строя и уничтожение классового и национального неравенства. Тогда удалось сделать немного. Но уже в каждом чиновничьем аппарате Рейха у нас были свои единомышленники и люди, сочувствующие движению. Несмотря на жесточайшие репрессии и физическое устранение лиц, причастных к сопротивлению, организация ширилась и разрасталась. Наконец, на Олероне, где много наших соплеменников и даже родственников, я уверена, ты с ними познакомишься в ближайшее время, это прекрасные, чудесные люди, нам с папой и с нашими близкими друзьями при помощи всего народа Олерона удалось вначале организовать акции неповиновения на Олероне, а затем совершить переворот, скинуть ненавистные оковы Рейха. Вместо марионеточного правительства, руководящего планетой по подсказке Рейха, создать правительство, в котором люди, занимающие ключевые, руководящие посты, исключительно честные, порядочные, пекущиеся не о собственной шкуре, кармане и благополучии, а о благе и процветании всех людей, проживающих на Олероне. Мы верим, сынок, это будет прекрасное, светлое общество благоденствия и благополучия, где каждому желающему честно трудиться на благо людей найдется место и где человека будут оценивать не по национальному признаку, а по тому, какой он внес вклад в развитие человечества. Помни, сына, мы тебя любим и верим, что после нашей смерти ты сможешь найти в себе силы и продолжить наше дело – бороться за счастье и процветание всего человечества и народа Олерона в частности. P. S. Если что-то будет непонятно и нужна будет какая-то помощь и поддержка, обращайся к дяде Роланду, он все объяснит и поможет тебе во всем. Любим тебя, целуем. Твои мама, папа». Я несколько раз перечитал письмо.
– Ну что, дочитал? – спросил