Я читал свой приговор, и мне казалось, что я вижу в белесых зрачках Ларсона, тускло освещаемых уличными фонарями, не только угасающую жизнь, но и отражение душ всех тех, кто погиб в этой войне.
– Умри, сволочь.
Его крепкое, нескладное, сильное тело не хотело умирать, сопротивляясь изо всех сил. Я провернул нож по часовой стрелке. Ларсон всхлипнул и начал медленно оседать, я вытащил из него нож. Его тело сползло и упало прямо в лужу.
Ледяной дождь усиливался, больно стегая крупными каплями меня по щекам. Северный ветер рвал последние остатки листвы на деревьях и разгонял их по всей улице, застилая всю мостовую мокрым багряно-желтым ковром. «Ну вот и все», – подумал я, подойдя к причалу с прогулочными лодками и катерами, выбросил окровавленный нож в море. Затем остановил такси и отправился в аэропорт, там в кассе купил билет на ближайший утренний рейс на Ригу, хотелось побыстрее прибыть в родной город, в родную квартиру, где я могу просто посидеть, подумать, что я буду делать дальше, я еще не решил. Дожидаясь самолета, я коротал время за кружкой черного кофе и рюмкой коньяка. И смотрел в широкие окна, за которыми стеной стояла ночь. Пока летел до Риги, немного прикорнул.
Глава 57
Выходя из самолета, заметил сразу, что меня возле трапа уже ждали. Двое, одетые в темные пальто, и несмотря на пасмурную погоду, в черных солнечных очках, выглядели они как братья-близнецы. Среднего роста, крепыши с совершенно не запоминающимися лицами.
– Двое из ларца – одинаковых с лица, – хмыкнул я.
– Лейтенант Яр Ковалефф, – скорее утвердительно, нежели вопросительно поинтересовался один из близнецов.
– Кто интересуется? – вежливо спросил я.
Тот, который обратился ко мне, видимо старший, достал ярко-красное, с тесненной золотом свастикой удостоверение.
– Оберштурмбанфюрер Хольц, СД, – коротко бросил он.
Серьезная организация. Да, все верно.
– Я лейтенант Яр Ковалефф.
– Вам придется проехать с нами, – хватая меня под руки, сказали они. – И без глупостей.
Надо сказать, хватка у ребят была железная, я почувствовал себя в тисках, освободиться от их захвата не представлялось возможным.
– Ребята, а вы случаем не ошиблись? – спросил я.
– СД никогда не ошибается, – криво усмехнулся старший.
– А в чем, собственно, дело, могу узнать? – желая хоть как-то прояснить обстановку, поинтересовался я.
– В управлении вам все объяснят. Прошу, – он жестом предложил сесть в подъехавшую прямо к трапу затонированную машину черного цвета.
Очень аккуратно, но в то же время достаточно быстро и жестко, не оставляя за мной никакого права выбора, меня втолкнули в машину на заднее сиденье, зажав с двух сторон своими плотными телами. «Профессионалы, мать их».
Пока ехали по Риге в сторону здания, где находился аппарат СД, я мог не только полюбоваться красотами родного города, но и крепко подумать, что вся эта кутерьма из-за Ларсона, здесь, как говорится, и к бабке не ходи, это понятно как божий день, но что они мне могли предъявить?«Ну отдыхали мы вместе в баре, ну и что? Попили, погуляли, ну и разбежались в разные стороны. Он сам так захотел, взрослый человек и мой командир все-таки, а уж куда он потом делся, а черт его знает, я не сторож брату своему, может, по бабам пошел. Ах зарезали? Что вы говорите, какое несчастье, это прямо горе какое-то. Вы спрашиваете, кто бы это мог сделать? Да кто угодно может – шпана местная может, любовник-гомосексуалист, а может, эти, как его, сепаратисты. Ууу, сепаратисты, они такие, им всякие мерзости по кайфу. Что вы спрашиваете? Как сепаратисты на Землю попали? Ну, это уж я точно не знаю, я еще человек молодой. Как то просочились, Этими вопиющими случаями должна заниматься контрразведка, а я чего, я ничего, я человек маленький».
Можно, конечно, сколько угодно придуриваться, но если они применят допрос третьей степени, то я обязательно поплыву, расскажу все, что знал и не знал, а заодно еще и признаюсь в убийстве Гая Юлия Цезаря. В каком году до нашей эры это было? Да неважно, каюсь, грешен, втыкал стилет в тело Цезаря и втыкал неоднократно, признаю. Но с другой стороны, чтобы применять к боевому офицеру, награжденному рыцарскими крестами, допрос третьей степени, надо иметь очень веские улики. А прямых улик у них нет – нож я утопил. Ладно, посмотрим, чего раньше времени волну поднимать, будут бить – буду плакать.
За всю дорогу ни водитель, ни братья-близнецы не произнесли ни слова. Сидели с каменными лицами. Путь от аэропорта почти не занял времени, мы подъехали к арке старинного особняка на улице Антонияс, в самом сердце Риге. Этот район из-за обилия домов старинной постройки, в которых ютились очень зажиточные граждане Рейха, издавна называли дворянским гнездом или образцом югенд-стиля, это уж как кому больше нравится. Створки ворот бесшумно разъехались, и мы через арку въехали в темный и очень мрачный двор-колодец, уставленный точно такими же черными машинами, как та, на которой мы приехали. Вокруг сновали люди в черной форме с красными повязками на левой руке, на которых на белом фоне чернела свастика. У каждого были какие-то свои дела. Я попал туда, куда попадает редкий смертный, но каждый смертный ни за какие коврижки сюда не желает попасть. «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Меня так же молча под руки вывели из машины. Не могу сказать, что у меня совсем уж поджилки тряслись, но на душе было крайне мерзопакостно и неуютно. «Интересно, вначале в камере помаринуют или сразу на допрос?»
Возле входа стояли часовые – два эсэсовца с штурмгеверами наперевес. Оберштурмфюрер Хольц сунул им в нос удостоверение. Часовые одними глазами пробежали по документу, затем оба щелкнули каблуками и пропустили нас внутрь. Напоследок я успел кинуть взгляд вверх, на пасмурное осеннее рижское небо, когда я его еще увижу. Широкая винтовая лестница уходила вниз и вверх, обнимая своими перилами шахту лифта. Зашли в лифт, я сглотнул слюну, оберштурмфюрер нажал кнопку пятого этажа. Это хорошо, вверх – это на допрос, значит, пока будут разговаривать, если бы он нажал кнопку вниз, скажем минус один, это была бы прямая дорога в казематы. Выйдя из лифта, мы повернули направо и остановились возле тяжелой дубовой двери. Хольц постучал в двери, потом заглянул за дверь:
– Гер обергруппенфюрер, разрешите доложить, лейтенант Ковалефф доставлен.
«Ну ни хрена себе, моим делом занимается целый обергруппенфюрер, надо же, какая честь. Интересно, это хорошо или