— Почему вы так думаете? — растерянно спросила Аполлинария.
— Сама покумекай, — посоветовала баба Нона. — Что они тебе сказали? «В понимании вот этого вот бессмертие, по сути дела, отсутствие жизни. В нашем же понимании оно представляет собой непрерывную цепь событий, масштаб которых порой очень сложно оценить». Соображаешь? У них этих смертей было — не перечесть, и будет — не перечесть, так что не очень-то за них переживай. Можешь себе представить масштаб событий, в котором такие бессмертные вообще возможны?
— Если честно, не очень, — призналась Аполлинария. — Я даже не совсем поняла, что они имели в виду.
— Ох, Поля, как бы тебе объяснить, — тётя Мирра отложила вязание. — Вот представь ты себе гору. Огроменную, до самого неба. И вот эта гора, она и есть масштаб события. Такого же огромного, как и она сама. Масштаб всего: количества мелких событий, времени, в течение которого они происходили, уровней, и всего такого прочего. Эти маленькие события там, на горе и внутри неё, постоянно происходили, происходят, и будут происходить, и средние, и большие тоже будут. А теперь, — тётя Мирра сделала многозначительную паузу, — подумай о том, что ты должна эту гору воспринять целиком. Всю и сразу. И во времени, и в пространстве, и вообще, на всех уровнях одновременно. Вот про это они примерно и толковали. Вот этой горы они — неотъемлемая часть. А ты про какие-то смерти. Поняла?
— Немного, — Аполлинария с грустью посмотрела на тётю Мирру. — Зато я поняла другое.
— И что же? — спросила баба Нона.
— Да то, что надо слушать хотя бы иногда своё сердце, — объяснила Аполлинария. — Это так пошло и глупо звучит, но это правда. Он мне с первого взгляда не понравился, этот Детектив и Мститель, но я стала слушать, что он говорил, и в какой-то момент ему поверила. Стыдно.
— Нет, не стыдно, — покачала головой бабуля Мелания. — Самые большие лжецы всегда бывают самыми убедительными. Они находят правильные слова для лжи, и выстраивают эти слова так, что им поневоле начинаешь верить, даже если эти слова не правда. К тому же они обожают прикрывать свою ложь самыми что ни на есть благородными целями и мотивами, а так же привычными и знакомыми понятиями. Вспомни, что он тебе говорил? «Правое должно соответствовать левому, добро — злу, святость — пороку, тьма — свету, корни — ветвям, мужчина — женщине, солнце — облакам». Вроде бы всё правильно, да?
— Ну… вроде бы да, — кивнула Аполлинария, всё еще не понимая, к чему клонит бабуля Мелания.
— А если подумать? — прищурилась бабуля Мелания. — С какой это радости добро должно подразумевать зло? Если ты добрый человек, то ты что, должен делать гадости, чтобы картинку уравновесить? Или если ты в одной комнате зажигаешь свет, ты обязан погасить его в другой? Или в солнечный день обязательно должны появиться на небе облака, потому что… потому что — что? Потому что он так сказал? Поля, это абсурд! Он просто морочил тебе голову, называя противоположности, и выдавал их за абсолютную правду!
— Боже, какая же я дура, — удрученно сказала Аполлинария.
— Ты не дура. Ты просто только учиться начала, — бабуля Мелания улыбнулась, и щелкнула ножницами. — А как тебе эти, которые двое?
— Мальчики? — спросила Аполлинария. — Мне показалось, что они славные. И… да какие они мальчики. Они кто-то ещё. Но я не разобралась, кто.
— А хотела бы? — спросила баба Нона.
— Не знаю, — покачала головой Аполлинария. — Мне было бы любопытно увидеть их ещё раз, наверное. Увидеть, и хотя бы попытаться понять.
— А вот это верная мысль, — кивнула тётя Мирра. — Соображаешь, когда хочешь. Сдается мне, ты их ещё увидишь. Когда-нибудь. Увидишь, и узнаешь. Только… — она замялась. — Не докучай им. Помоги, если сможешь, но не больше. Не они часть твоего пути, но ты — часть их пути, помни об этом.
— Наверное, это честь, — сказала Аполлинария.
— Хм. Как знать, — пожала плечами баба Нона. — Кто из нас может достоверно знать, что для кого честь. Но ты, Поля, всё-таки помни, что в этот раз ты не проиграла.
— Но и не победила, — возразила Аполлинария. — К тому же выкидывать эту ящерицу было противно. Такой мерзкий запах! Словно фрукты протухли, или творог, я не разобрала толком. От него ужасно пахло. Просто ужасно. Хочется поскорее помыть руки.
— Так иди, да и помой, — посоветовала баба Нона. — У тебя на кухне есть раковина. К тому же вечереет уже, скоро спать ложиться надо. Мирра, дашь ей завтра карту? — спросила она. — С картой-то, поди, ей повеселее будет, чем так.
— Какую карту? — спросила Аполлинария.
— А вот завтра и узнаешь, — пообещала баба Нона.
* * *
— Ит, чего ты такой хмурый? — спросила Лийга. Ит, сидевший за столом, поднял голову, и посмотрел на неё — да, взгляд в него был сейчас действительно печальный.
— Ты прочла? — спросил он.
— Да, — кивнула Лийга. — Тот ящер…
— Это палач. Нэгаши. Я тогда едва не погиб, потому что он меня чуть не убил, — Ит невесело усмехнулся. — Странно читать об этом в книге, изданной тиражом сто экземпляров, и написанной неизвестно кем.
— Это всё именно так и было, как в книге? — удивилась Лийга.
— Нет, это было не так, и справился с ним я самостоятельно, но… сейчас я уже не уверен, что мне никто не помогал. Может быть, кто-то и помог в тот момент, вот только я понятия об этом не имел. Теперь же оказывается, что кто-то в той драке был на моей стороне. Кто-то, о ком я не знал, и не узнал бы никогда, если бы… — Ит не договорил. — Лий, у меня сейчас ощущение, что мы снова упустили что-то важное.
— У тебя постоянно такое ощущение, — хмыкнула Лийга. — На самом деле ты прав. Помнишь, что там было написано о горе. Огромной горе, которую нужно осознавать всю сразу, причем не только визуально, но и во времени? Тебе не показалось, что это…
— Описание сигнатуры Слепого Стрелка, — кивнул Ит. — Это оно и