Еще и сестры с теткой Алексея утаили от меня болезнь Симеона, и это очень раздражало и, наверное, мешало выздороветь окончательно. Мелкий также мучился от высокой температуры, но его не только отпаивали малиновым компотом, но и заворачивали в мокрые простыни, хоть на это их мозгов хватило. Я смутно помнил, что надо было ещё и спиртом растирать или водкой, но чего не было сделано — того не было. Ну и с животом у него было всё в порядке.
В общем, царь явно убедился, то «призыв царицы» существует, а заодно выяснил, что и с ним можно бороться. Правда, мне не хотелось, чтобы он отослал меня куда подальше — ведь всё наше плавание я был жив и здоров, а свалился от хвори только после возвращения, словно из-за того, что оказался в опасной близости от Кремля. Впрочем, на это у меня сейчас было что ответить.
— Юрий Петрович, Григорий Иванович… ваше присутствие необходимо, — сказал я.
И с помощью Иванов поковылял по крыльцу наверх, в горницу, где стараниями царевен был накрыт неплохой стол — в том числе с некоторыми блюдами, которые стали возможны благодаря нашей захваченной в походе добыче.
* * *
— Боярин Одоевский считает, что на эту сумму Разин смог бы поднять весь Дон, а также подкупить вождей калмыков и ногаев, больших и малых, — сказал царь. — Поэтому велика ваша заслуга перед Русью. Боярин, жалую тебя шубой с моего плеча. Десятник, тебе даю деревню Бояркино…
— Государь, но это владение бояр Черкасских, как бы такой подарок не обернулся… — встрял Трубецкой-младший.
— Цыц! — его старший родственник только что посохом внучатого племянника не ударил. — Яков Куденетович отписал деревеньку эту в казну за долги, а Михаил Алегукович пока не боярин. Так что владей, Григорий Иванович.
Старший Трубецкой достал из рукава свиток с печатью и протянул Попову. Тот склонился.
— Благодарю, государь, боярин…
— Выпрямись, Григорий, — произнес царь. — Не просто так, а за службу верную и дело большое.
Не знаю, как они в своей думе распределяли награды, но мне показалось, что шуба — пусть она трижды с царского плеча — будет пожиже целой деревни с неким прожиточным минимумом на неопределенное количество лет. Да и деревенька эта была не самой захудалой — кажется, это будущий московский район Марьина роща. Память услужливо подсказала, что совсем рядом стрелецкая Бутырская слобода и деревня Останкино, которая тоже принадлежала Черкасским. В общем, не самое плохое приобретение для обычного десятника, а если с юридическими тонкостями всё хорошо — так и вовсе замечательное, особенно учитывая, что с востока деревушка граничила с царским селом Алексеевым. К нему и добираться сейчас от Преображенского удобно — вверх по Яузе, потом по Копытовке, летом на лодке, а зимой на санях по руслам. В общем, никакого сравнения с шубой.
— Теперь о том, что плохо…
Ну да, царскому сыну никакие шубейки и деревеньки не положены, у него и так всё есть.
— Рассыпное золото в черкасских землях надобно забирать под себя, но сделать это быстро невозможно. Алексей, можешь показать свой чертеж низовых земель?
И об этом царю доложили. Я доковылял до двери, распахнул её, обнаружил Ерёмку и велел принести составленную ещё под Камышином карту. Я её хранил не слишком тайно — обычный тубус в ряду таких же, с картами, которые я добыл ещё в кремлевских приказах. Да и не разобрался бы никто в тех отметках, что мы с Трубецким и Поповым делали по записке казака Кривого и его схеме.
Карту перед царем разворачивал тоже Ерёмка, которого затем снова выдворили вон, охранять большой секретный совет.
— Покажи! — велел царь.
Я взял карандаш и начал водить им над своей схемой.
— Это Царицын городок, здесь переволок на Дон, в Карповку, а это — воровской городок, на деле — кое-как укрепленная крепость с двумя пушками. Боярину Прозоровскому я советовал составить план похода в ту сторону, там примерно пятьдесят верст, хотя степь безводная, тяжело отряду туда дойти будет. Но если взять этот городок, можно надежно запереть Дон, чтобы старшина всегда помнила, от кого она зависит. Или пойти от Камышина, но сейчас там некем организовать такую экспедицию, слишком малая крепостца, малый гарнизон, пока полковник Байль не завершит строительство, этой заставы, можно сказать, нет.
— Поссоримся с казаками, — мрачно сказал Ордин-Нащокин.
— Если они до сих пор не отреагировали на разгром отряда Разина и плен атамана, то проглотят и это, — жестко сказал я. — Было что-то? Я пропустил несколько событий…
— Жильца Герасима Евдокимова побили до смерти, — проговорил он. — Успел Корниле письмецо передать, а потом прямо во дворе корниловом и побила его толпа. Он отписал, что не смог сдержать казаков, мстили за своих… много у Разина домовитых было, у кого братья, у кого сыновья. Вот и выместили на Евдокимове свою злость. И Корнила потом помер, многие думают — от потравы, помог кто-то. Больше бузы в Черкасском не было.
Я кивнул.
— Чего-то такого и следовало ожидать. Думаю, укрепившись в воровском городке, стоит в Черкасск сразу армию отправлять… для охраны посольства. Но это дело не быстрое… года три-четыре потребуется, если других забот не прибавится, — я вспомнил про Чигиринские походы и подумал — прибавится обязательно. — Ну а после этого надо татар из Азова выгнать, и лишь затем идти вот сюда.
Я указал на точку, которую поставил на место современного мне города Шахты, а потом решительно сдвинул карандаш на десяток сантиметров вправо — в самый центр излучины Дона, где сейчас не было ничего, кроме ручья с золотыми самородками. Да и то — по словам давно умерших казаков. Горилку Попов даже до Синбирска не довез.
— Или и тогда рано будет, — Ртищев встал и подошел к схеме поближе. — Такой промысел удержать в тайне будет невозможно, татары быстро узнают и разорят.
— Правильно говоришь, Федор Михайлович, — подтвердил я. — Пока на той земле твердо