«Ну слава Богу!»
Я оперся затылком о бревно сруба и вдруг понял, что мое путешествие закончено. Я опять в Преображенском, и Симеон смог выжить, хотя и болел, и я за эти месяцы ни разу не ощущал себя больным… Вот разве что прямо сейчас?
[1] Петр Первый начал выпускать золотые червонцы в 1701 году — это был аналог венецианского дуката, образцовой валюты тех лет, вес которой составлял примерно 3,5 грамма.
[2] Если что, речь о реке Нагольная — левом притоке реки Миус. Кое-где в интернете бродят указания, что там нашли золото ещё при Иване Мазепе (который в описываемое время был молодым 30-летним человеком), чем и объясняли богатство этого гетмана. Ну а разработку месторождения типа начали в СССР; там обещают 50 тонн золота и 400 тонн серебра, причем открытым способом (я своей волей установил вообще выход породы на поверхность в Донецком кряже и вымыв её ручьями). Есть что в тех краях или нет — бог весть. Ну а металл для своих червонцев Петр получал из Китая — китайцы расплачивались золотом и серебром за железо, меха и прочие товары из Сибири.
Глава 20
Дон наш
Болел я долго и, кажется, разными болезнями. Одну неделю лежал лежнем на кровати, весь горячий-горячий, и бредил. Трубецкой потом рассказывал, что в минуты просветления я требовал гнать всех немцев подальше — да так рьяно, что заехавший в Преображенский Алексей Михайлович принял это за чистую монету и едва не отправил войско разгонять Немецкие слободы. Еле убедили его, что это я так от докторов иноземных отбивался.
Меня старались лечить по моей методике — то есть обильно поить, давать малиновый компот, а также кислую капусту, где, по моим воспоминаниям, было много витамина «цэ». Правда, сестры царевича с теткой не удержались — позвали из Измайлово бабку-травницу, которая в целом принимаемые мною препараты одобрила, но дала и что-то из своего. Уже после я выяснил, что и там ничего страшного не было — обычные травяные сборы, от которых хуже не будет, но может стать лучше.
Горячка прошла, но вслед за ней я начал маяться животом. Опасался худшего — воспаления аппендицита, — но этого, к счастью, не случилось. Боли в животе были, наверное, самыми неприятными — я не мог нормально есть или пить, а хуже всего была неизвестность. Но и это вскоре прошло.
На ноги я встал незадолго до Нового года — вернее, до конца декабря, который по нынешнему календарю ничем не выделялся, кроме приближающегося Рождества Христова. Новый год здесь наступил ещё первого сентября, но мы тогда готовились к битве у Царицы, засиделись допоздна и немного выпили местной браги — мои советники просто так, а я за праздник. Сейчас шел уже 7179-й год от Сотворения мира.
От рождественской службы меня наш придворный священник освободил — увидел, в каком состоянии я добрался до его церкви и решил, что труп царевича ему у алтаря не нужен. Я не возражал, пообещав помолиться в своих покоях, где имелся небольшой иконостас как раз для такого случая.
Ну а больше у меня ни на что сил не хватало — только на выслушивание монологов Трубецкого, которому до моего выздоровления было не с кем поделиться нашим успехом.
Мы так и не оценили, сколько добычи попало к нам в руки с казачьих стругов. Но в Кремле всё очень скрупулезно взвесили, пересчитали, привели к средним ценам — и оказалось, что Разин со товарищи смогли украсть в Персии ни много ни мало, а целых полтора бюджета Российского царства — два с лишним миллиона рублей. Конечно, что-то предстояло продать, что-то ляжет тяжелым грузом в государевы палаты — Оружейную и Алмазную. Что-то вообще невозможно было исчислить в денежном выражении — вроде промокших тряпок с пробитых ядрами и картечью стругов; князь был уверен, что их отправят по монастырям по цене нормальной одежды, но нам покажут как убыток. Да и струги с пушками тоже в зачет добычи пошли, пусть и стоили они не так дорого.
В мой удел предполагалось отдать около семисот тысяч рублей — монетой, товарами и услугами кремлевских кладовых. Трубецкой советовал согласиться, чтобы не раздражать государя. Но я хотел сначала поговорить с царем, а уже потом принимать решение, хотя князь был прав — мой удел не вместит столько денег и товаров и есть большой шанс, что всё выделенное нам просто пропадет, поскольку его некуда будет потратить. Мы ещё толком с кредитом на двадцать тысяч товаром не разобрались, хотя часть его ушла во время подготовки к походу.
* * *
Царь приехал к нам в начале января — сразу после окончания всех рождественских богослужений. Я встречал его внизу крыльца, привалившись к столбу и опершись на посох. Ещё меня с двух сторон поддерживали Иваны — Одоевский уже оправился от раны и вернулся к своим обязанностям, так что получалось даже хорошо. Алексей Михайлович осмотрел нашу художественную композицию, перевел взгляд на Трубецкого, на стоявших за ним подьячих Преображенского приказа, на стоящего чуть в стороне Попова во главе с его десятком… Дорманн всё ещё ездил каждый день в слободу, чтобы закончить все свои дела. Кажется, он даже жениха нашел для Марты, но я пока не успел узнать, кто это мог быть.
— Прошу во дворец, государь, — сумел вытолкнуть я приветственную речь. — Если не возражаешь, мне бы хотелось, чтобы при нашем разговоре присутствовали и мои советники.
Царь и сам приехал, разумеется, не один — с ним были и стрельцы в красных камзолах, и несколько дьяков и подьячих, которые работали чем-то вроде передвижной канцелярии. Ну и бояре тоже имелись — Ордин-Нащокин, старший Трубецкой и Ртищев.
Царь снова осмотрел встречающих и медленно кивнул.
— Если считаешь нужным, сын, — он подошел поближе и внимательно посмотрел на меня. — Выглядишь не слишком хорошо.
— Время лечит, государь, — улыбнулся я. — К Масленице, думаю, окончательно в силу войду.
Мне не хотелось говорить при всех, что сам я в этом вовсе не был уверен. Болезнь напомнила мне, что любой человек в этом времени внезапно смертен — высокая температура, например, убивает организм со стопроцентной эффективностью, а нормальных жаропонижающих я и в Немецкой слободе найти не