После полуночи 25-го две лодки с белыми флагами при звуках трубы отчалили от варшавского берега. В них находилось трое депутатов от магистрата, снабженные письмом короля. Начальнику русского караула они заявили, что явились выслушать условия сдачи города. О парламентерах доложили Суворову. Через некоторое время к ним приехал Исленьев и зачитал суворовские условия капитуляции: оружие и артиллерийские снаряды вывезти за город; восстановить мост; русские войска утром или днем вступают в Варшаву; именем российской императрицы Суворов обещал амнистию всем сдавшимся; польские войска распускаются по домам с гарантиями безопасности; королю — «всеподобающая честь». Когда Исленьев закончил, депутаты, не ожидавшие столь мягких условий, прослезились и захотели видеть Суворова. Их провели к нему. Александр Васильевич сидел под калмыцкой кибиткой. Видя их нерешительность, он вскочил, откинул саблю и с распростертыми руками двинулся к ним, крича по-польски: «Мир, мир!» Поочередно обняв всех троих, Александр Васильевич ввел затем их в кибитку, усадил рядом с собой и славно угостил. Парламентеры вновь не смогли удержать слез.
Плывя назад, они с середины реки начали кричать: «Мир, мир!» Толпа варшавян на берегу загудела в ответ и на руках вынесла их из лодок.
Во дворце короля собрались члены Верховного совета, Вавржецкий, Макрановский, Понятовский и другие вожди революции, чтобы обсудить предложенные условия. Разные интересы присутствующих при общем безвыходном положении подали повод к спорам и взаимным обвинениям. Макрановский заявил, что подчинится только королю, но никак не решению Верховного совета, который погубил город. Станислав-Август сказал, что следует принять условия Суворова во избежание вторичного штурма. В Вавржецком, еще недавно предлагавшем не оборонять Прагу, неожиданно взыграл боевой дух, и он стал уверять короля, что возможности обороны еще не исчерпаны — в городе имеется 20 тысяч войска и 100 пушек; если же город будет сдан, то капитуляция не должна распространяться на армию, которую следует отвести на зимние квартиры в Пруссию и оттуда спросить русскую императрицу, чего она хочет от разграбленной Польши. Судя по дальнейшим действиям, мнение главнокомандующего одержало верх. В мемуарах он пишет, что король после колебаний согласился оставить с армией Варшаву. К Суворову послали сказать, что все условия относительно города и жителей принимаются, но армия не подчиняется городским властям и не может быть ими обезоружена.
Суворов был недоволен затягиванием переговоров. Получив 26 октября ответ из Варшавы, он в тот же день направил вторичное предложение: подтвердив все прежние условия и гарантии, Александр Васильевич настаивал, чтобы польские войска покинули город обезоруженными и требовал сегодня же начать освобождение русских пленных. Срок перемирия назначался им до 28 октября. Одновременно он послал Денисова вверх по Висле в Карачев для отражения возможных попыток прорыва в Варшаву мелких отрядов восставших, а Ферзену поручил переправиться на тот берег с помощью местных судов для наблюдения за польской армией.
После полуночи 27 октября со стороны Варшавы донесся гул толпы и выстрелы. Русские всю ночь держались наготове. Наутро распространился слух, что Вавржецкий хотел увести из города войска и забрать с собой короля, чему будто бы помешали революционеры-якобинцы. На деле все обстояло наоборот: вывод из Варшавы армии с королем надеялась осуществить про-якобинская партия, но Вавржецкий, ее противник (по французской классификации «жирондист»), настаивал, чтобы это было сделано с согласия русских. Но выполнению этого замысла помешал главным образом народ, опасавшийся мести Суворова.
Днем переговоры короля с Вавржецким продолжились. Польский главнокомандующий ни за что не хотел разоружать армию. Но уже его офицеры заявляли ему, что будут выполнять только распоряжения короля. «Ни в ком не видно было духа революции», —печально замечает Вавржецкий в мемуарах. Народ требовал скорейшего выполнения условий Суворова, и толпа доброхотов отправилась чинить мост. Вавржецкий пришел в ярость: «Затеяв революцию, хотят так подло ее кончить!» По его приказу артиллерия картечью рассеяла толпу.
После того, как Суворов отказался отдалить срок вступления русских войск в Варшаву, Верховный совет лишил Вавржецкого полномочий по ведению переговоров и передал их королю. Станислав-Август послал Суворову предложение начать переговоры о мире между Россией и Польшей. Александр Васильевич отвечал, что войны у России с Польшей нет, а сам он не министр и в его задачу входит только усмирение мятежников. В конце концов, польской депутации удалось его уговорить отложить вывод польских войск до 1 ноября, так как еще не был готов транспорт. Между прочим, среди делегации находился Потоцкий, и кое-кто из русского штаба советовал Суворову взять его в заложники, но Александр Васильевич ответил, что такой шаг означал бы злоупотреблением доверия.
28 октября было выполнено требование разоружения населения и возвращения русских пленных. Разоружение войск король брал на себя, оговорив право оставить оружие у 1000 гвардейцев, а в городе — у 300 полицейских. Переговоры заканчивались в полном согласии, почти дружелюбно. Восстановилось сообщение с Прагой. Суворов в знак доверия отпустил пленного генерала Геслера в Варшаву к семейству. По войскам был зачитан приказ на следующий день вступить в Варшаву: идти с незаряженным оружием, тихо; если будут выстрелы из домов, не отвечать (Буксгевден все-таки тайком от Суворова велел своей колонне зарядить ружья; к счастью, солдатам не пришлось ими воспользоваться). Части, бывшие с генералом Игельстромом в дни избиения русских, оставались в Праге.
Вавржецкий в ночь на 29 октября уехал, увозя с собой золотые слитки на 157 тысяч злотых. В восьмом часу утра русские со знаменами и музыкой вступили на восстановленный мост. Войска сияли, как на параде, и даже у казаков Исаева, по словам очевидца, «лошади были против обыкновения вычищены». Суворов в своей ежедневной кавалерийской форме — белом кителе и легкой каске, без орденов и знаков отличий ехал со свитой вслед за колонной Буксгевдена, шедшей первой. На варшавской стороне моста магистрат, облаченный в черные церемониальные платья, встретил Суворова хлебом-солью и ключами от города на бархатной подушке. Александр Васильевич поцеловал ключи и громко поблагодарил Бога за то, что Варшава куплена не такой дорогой ценой, как Прага. Затем он обнял всех членов магистрата и пожал им руки.
В Варшаве народ высыпал на улицы, все окна в домах по пути следования русских войск были открыты, и из них выглядывали любопытные. Отовсюду неслись виваты Екатерине II и Суворову вперемешку с негодующими криками патриотов. Но враждебных действий не было — все революционеры накануне выехали из города. Напротив кафедрального собора Суворов совершил короткую молитву и поехал дальше к месту расквартирования полков. Александру Васильевичу отвели лучший дом рядом с помещениями, отданными под казармы для русской армии. В