– Когда мы впервые встретились, они были серые.
– Ты запомнил.
– Да. Я помню цвет твоих глаз. Но не помню имя своей матери.
– Ты хочешь его вспомнить?
– Я хочу знать, почему не помню его? – он провел указательным пальцем по ее шее, опустился на спину, ниже, еще ниже… Он наслаждался мягкой беззащитностью ее хрупкого красивого тела. Алекс глубоко вздохнула и прогнулась навстречу его ласке.
– Не останавливайся, пожалуйста… Да… Я ведь могу назвать имя твоей матери. Хочешь?
– Нет. Я хочу вспомнить его сам, найти в памяти. Но его нет. Я не помню отца, не помню, где и когда я родился. Я знаю, что я – Герман, потому что ты так сказала.
– Тебе нужно другое имя?
Он чувствовал, что она улыбается. Он хотел ее снова. Хотел заглушить наслаждением свои вопросы и сомнения. Но что-то останавливало его.
– Здесь нет людей, Алекс. Город мертв уже давно. Гораздо больше, чем двести лет назад. Август сказал мне неправду.
– Те люди, которых ты встретил. Они – люди.
– Ты знаешь, что нет, Алекс.
– Я знаю, что они – люди. Но ты думаешь иначе. Почему?
– Они – твари, животные.
– Люди – животные. Они убивают себе подобных и питаются ими.
– Да, но люди не только животные.
– Что же еще, Гектор? Вот это? – тонкая рука девушки коснулась его возбужденного тела.
– Я не философ, Алекс. У меня нет ответов на многие вопросы. Я не помню себя.
– Но ты уверен, что в городе были не люди.
– Знаешь, я не могу объяснить некоторые вещи. Потому что эти не мысли, не слова в моей голове. Это чувства. Я не могу их сформулировать.
– Ты попробуй. А я попробую понять.
Герман вздохнул и закрыл глаза. То, что он хотел сказать, не нужно было говорить. Не всякие вопросы стоит задавать, если ты не хочешь услышать ответы.
– Ты ведь не человек, Алекс. Я знаю. У тебя меняется цвет глаз, ты бываешь во многих местах одновременно. Ты говоришь как человек, но ты другая.
– Когда ты это понял? – ее рука все еще гладила его грудь, касалась живота, опускалась на бедра. Ее рука обжигала. Внутри него все смешалось. Желание, разочарование, пережитый страх…
– Я сразу понял, что ты другая. По глазам. Не по их цвету. А потому, как ты смотрела.
Герман не мог больше говорить. Он вывернулся из под ее легкого тела, навалился сверху, придавив ее к постели, раздвигая ее идеальные длинные ноги и поднимая их себе на плечи. За окном по-прежнему шел дождь. Всего на расстоянии ладони от лица Алекс струилась вода. Дождь гладил стекло, как будто хотел добраться до девушки, провести по ее губам тысячами своих невесомых пальцев.
V
Утро. 5:35. Так, по-крайней мере, считали часы, дисплей которых светился у его постели. Хорошее время для прогулки. Алекс рядом не было. Герман вышел из комнаты, стена за ним бесшумно закрылась. Слева в коридоре мелькнула человеческая фигура. Мелькнула и пропала за поворотом. Август? Догнать.
Герман шел очень быстрым шагом, потом перешел на бег. Почему бы и нет? Пустые коридоры, воздух наполнен озоном. Пробежка бодрит. За поворотом он снова увидел далекий силуэт. Ему показалось, что расстояние между ними увеличилось, и он прибавил скорости. Некоторое время Герман бежал, потом устал и снова перешел на быстрый шаг. Он все еще видел впереди силуэт Августа, но дистанция заметно увеличилась. Остановиться не позволяла гордость. И любопытство. Коридоры корпорации тянулись километрами, превращались в лестницы, широкими пролетами уходили вверх или вниз. Если впереди был Август, куда он так спешит и почему не пользуется белыми комнатами перемещений? Долгий пологий спуск сменился ступенями. Герман окончательно потерял из виду Августа. Освещение осталось позади, а лестница не заканчивалась, уходила в темноту. Герман приложил ладонь к стене и произнес: «Свет». Несколько секунд ожидания. Минута. Рядом с ним в стене открылась ниша. В ней лежал небольшой пушистый белый шарик, размером с апельсин. Герман коснулся его, и шарик засветился. Герман сразу вспомнил светящийся шарик, который сопровождал Алекс при их первой встрече. Шарик вылетел из ниши и повис рядом с Германом. Широкие ступени лестницы вели вниз. Стало заметно прохладнее, и снова послышался шелест дождя. Лестница закончилась. Герман шагнул в бескрайнюю темноту, как в море. Шарик старался, но чем ярче он светил, тем, кажется, темнее становилось за пределами его света. Герман остановился. Ему показалось, что на границе света и темноты кто-то есть.
– Август, это вы? Я шел следом, пытался догнать вас.
– … гнать вас… гнать, – оттолкнулось от невидимых стен эхо. Оно шелестело, разнося слова Германа по темной пустоте. Теряя по пути смысл, слова, звуки. Герман, подумал, что эхо в этом зале очень похоже на речь тварей в городе. Тогда ему тоже казалось, что их рычание, шепот и хрип имеют какой-то смысл.
Герману чувствовал, что вокруг него в темноте собираются люди. Невидимые, они стоят за пределами освещенного круга и смотрят на него. Говорят о нем между собой. Шепчутся. И все же Герман шел в темноту.
Шарик осветил серый каменный резервуар, похожий на ванну. Герман провел рукой по краю. Ладонь помнила этот гладкий край. Здесь он пришел в себя. Родился? Наверное, так сказала бы Алекс.
Еще один резервуар. И еще. Ряды пустых сухих ванн. Нет, не все они пусты. В одной из ванн кто-то лежал. Герман подошел поближе, Обнаженное тело в глубине темной жидкости. Странно смотреть на себя со стороны. Странно смотреть на себя и видеть свои закрытые глаза. Герман шел дальше. Ряды ванн, в которых лежали германы. Одинаковые тела, закрытые глаза. Темная густая жидкость заполняла ванны. Могут ли они там дышать? Они живые? А он сам, человек, который смотрит на множество своих лиц, он жив?
Одна из ванн привлекла его внимание. Герман подошел поближе. Серая с зеленоватым отливом кожа, длинные руки с узловатыми пальцами, костлявое изможденное тело. Тварь. Еще одна. Десятки тварей. Наверное, если долго идти по этому залу, можно увидеть тысячи ванн.
– Вы здесь Август? – крикнул Герман все еще надеясь, что погоня его не была напрасна.
– уст… пуст.. есть, – зашептало эхо.
– Кто играл в соборе на органе, Август? Кто зажигал там огонь? Вы ничего мне не сказали!
– сказали… сказали, – шептало эхо, словно одна из тварей могла выбраться из ванной и подкрадывалась к Герману.
Герман, понял, что кричит, что испуган, что эхо носится вокруг него, затягивает его в свою безумную