– Веди меня отсюда, – шепнул он шарику, и тот послушно полетел в темноту, а Герман поспешил за ним. Наверное, шарик двинулся вперед слишком быстро, и Герман увидел… Там, на самом краю света и тьмы. Герман замер. Он понял, что успел увидеть – это были босые ноги Алекс.
– Алекс, я тебя узнал, выходи, – тихо сказал Герман и сделал несколько шагов в направлении исчезнувшей девушки. Это точно была она, он уверен. И вдруг под ногами у Германа не осталось опоры. Пол пропал. Падая в темноту, он развернулся. Его преданный шарик остался на краю пропасти. Обнаженная Алекс тоже осталась на краю пропасти. Она смотрела на него, а тело ее блестело темными вязкими каплями.
VI
5:34. Утро. Герман закрыл глаза. Когда ему снились сны в последний раз? Он не мог вспомнить. В детстве? А что ему снилось в детстве?
– Алекс, что тебе снилось в детстве?
– Ты меня разбудил, Герман. Это настолько важный вопрос? – Алекс потянула на себя его подушку и закрылась от него.
– Как ты определяешь, насколько один вопрос важнее другого, Алекс?
– Это следующий важный вопрос? – девушка потянула на себя одеяло и закуталось в него, как в белое пушистое облако, собираясь спать дальше.
– Прости, Алекс. Расскажи мне про сны.
Ее недовольное лицо показалось над подушками и одеялами. Герман испугался, что рассердил ее, но через секунду она уже смеялась.
– Как и всем девочкам, наверное, мне снились сначала принцессы и единороги, а потом мальчики.
– А что снится мальчикам?
– Думаю, примерно то же самое. Только в обратном порядке…. Ты собираешься спать дальше после того, как разбудил меня так рано?
Герман слышал улыбку в ее голосе и тоже улыбнулся, но не открыл глаза.
– Знаешь, Алекс, мне нужно встретиться с Августом.
– Сейчас?
– Да. Утро – отличное время для встреч.
Алекс соскользнула с постели, потянулась вверх, к невидимому далекому потолку. Замерла, балансируя на кончиках пальцев. Невесомая, прекрасная.
Герман снова прикрыл глаза. Неживая. Слишком красивая.
– Август ждет тебя, Герман, – услышал он.
VII
Герман не удивился, увидев Августа стоящим у темного окна. Август был одет в отливающий пурпуром деловой костюм из прошлой жизни Германа. Яркий галстук и крупные запонки на его ослепительно белой сорочке создавали странный, маскарадный образ. Лук – неожиданно подсказала память. Это называлось «лук».
– Здравствуйте, Август.
– Доброе утро, Герман. У вас есть ко мне вопросы.
Август положил обе ладони на стекло. Герман видел, как на запястьях его набухли вены. Он пытается выдавать стекло? Снова сломает шею? Все это слишком театрально…
– Август, вы действительно хотите открыть окно?
– С чего вы решили, что это окно?
– Это похоже на окно. А вы очень похожи на человека.
– И то и другое вызывает у вас сомнения?
– Да. И я хочу, чтобы вы сказали мне, которое из двух этих утверждений ложно.
Август с видимым усилием оторвал руки от стекла и скрестил их на груди.
– Как вы узнаете, что я говорю правду?
Герман почувствовал, что весь их разговор теряет содержание, теряет смысл.
– Август, я вчера действительно видел вас в коридоре, преследовал вас?
Август усмехнулся, зябко повел широкими плечами. Сунул руки в карманы брюк.
– Это было. Только не совсем так, как вам кажется.
– Вы специально меня привели в тот зал?
– Сингулярности недоступны случайности. Их не может быть. По-крайней мере, в этой реальности.
– Скажите мне, наконец, что такое сингулярность? Все, что я делаю – это разгадываю ваши дурацкие загадки. Я устал от них, Август
– Вы просто не хотите принимать ответ. Он очевиден, но вы старательно делаете вид, что его нет, – Август снова подошел к окну и уперся взглядом в далекие огни города, – Сингулярность, это все, что вас окружает. Все вокруг. Троньте это стекло , вы почувствуете его холод. Стекло – это сингулярность, холод – тоже сингулярность. Посмотрите вокруг, все что вы видите, это сингулярность. Может быть, вам знакомо понятие «искусственный интеллект»? Оно совсем не отражает суть вопроса – глупый, ошибочный термин, интеллект не может быть искусственным. Хотя именно с него все когда-то началось.
– А люди?
– Где вы видите людей, Герман?
– Вы, я, Алекс?
Плечи Августа затряслись. Герман подумал, что он совершенно не умеет держать себя в руках.
– Вы не слышите меня, Герман, – Август перестал смеяться и скривился, как будто Герман окончательно разочаровал его.
Герману очень хотелось подойти к нему и ударить. Разбить это хохочущее лицо, бросить на пол и бить. Герман хотел увидеть боль этого странного создания. Убить его? Да. Убить. Растоптать. Размазать кровь по оконному стеклу.
Август наблюдал за Германом. «Может ли он читать мои мысли?», – спросил себя Герман. «Может», – ответил кто-то незнакомый внутри Германа.
– В ваше время были компьютеры, Герман?
– Да, были. Ваша сингулярность – компьютер. Я это уже понял.
– Не так быстро, Герман. И совсем не так просто. Около трех миллионов лет назад группа приматов вида Homenidae начала использовать каменные орудия, разделывая тела убитых ими животных, обрабатывая шкуры. Сингулярность относится к компьютерам, примерно так, как Home sapiens двадцать второго века относился к Homenidae.
– Кажется, это слишком сложно для меня. Но я кое-что я все-таки понял.
– Я уверен в этом.
– Вы и Алекс, и эти твари в городе – это части вашей сингулярности. Вы все – это одно целое.
Шум дождя. Почему в этом огромном зале слышен шум дождя? Герман смотрел на далекий город, сверкающий множеством огней. «Блуждающие огни», – вспомнил он. На болотах они заводили путников в трясины, в гибельные места, откуда не было выхода.
Август сделал движение плечами, словно это даже не стоит обсуждать:
– Ваша сингулярность… – повторил он вслед за Германом, – Звучит, как титул. Вас это пугает?
– Нет, Август.
– Что еще вы поняли?
– Я думаю, что кроме вас, здесь больше никого нет. Я прав?
– В какой-то степени. Мы немного по-разному себя идентифицируем. Но, в целом, вы правы.
– В таком случае, я понимаю, что с вами происходит. Понимаю, зачем вы меня воскресили. Ваш макрофаг вернулся с образцами враждебных микробов.
– И зачем же? – Август развернулся к Герману лицом. Почти заинтересовано. Почти.
– Вам скучно, Август. Я не психолог, не