— А я надеюсь, что ты сможешь пережить свою самоубийственную затею. И будешь сам заниматься боданием с императорской канцелярией.
— Постараюсь. — Смеяться резко расхотелось. Как ни крути, а вопрос помилования в любом случае оставался за императором. И повода быть снисходительным у него не было.
— Ошур с тобой. Только он, пожалуй, и может помочь тебе выйти сухим из воды.
Увы, Ошур был не с Эрнетом Хантли, а где-то совсем в другом месте. С другим человеком. Поговорить с которым хотелось так сильно, как никогда и ни с кем. Но вряд ли им суждена была встреча.
* * *
Служба магической безопасности работала из рук вон плохо. Городские часы отбили уже десять, а никто до сих пор не явился его арестовывать. Пришлось форсировать события и пойти в ближайшее отделение самому, представиться и сдаться. И наконец, дождаться человека, которого Осборн рекомендовал, как надёжного.
Высокий блондин со светлыми глазами вошёл в допросную уже через семь минут, представился, сел за стол напротив Хантли и сразу перешёл к сути.
— Вы же понимаете, что я ничем не смогу вам помочь? Решение по этому делу вне моих полномочий. Даже принимая во внимание смягчающие обстоятельства, что вы явились сами, — произнёс господин Сорвен и протянул антимагический ошейник. Которые делали на заводе артефактов в Рейвенхилле. В прошлый раз этот факт, как и сам Рейвенхилл, не значил для Эрнета ничего, сейчас же отозвался глухой тоской где-то внутри.
— Благодарю за участие, но никакая дополнительная помощь мне не требуется. Просто хорошо сделайте свою работу.
Хантли взял узкую кожаную полосу и приложил к горлу, чувствуя, как она там затягивается. И тут же пришла боль. Скрутила, заставляя схватиться за стол и застонать сквозь зубы. Магию, живущую внутри, словно выдернули с корнем, оставляя только сосущую пустоту и ощущение потери.
— А вы неплохо держитесь, — заметил СМБшник и одобрительно кивнул.
— Не первый раз прохожу эту процедуру. — Дыхание оставалось неровным, и никак не удавалось избавиться от неприятных ощущений. Хотелось оттянуть ошейник, как будто тот мешал нормально вдыхать, хотя это было не так.
— Какого тогда содействия вы от меня хотите? — Блондин сложил руки домиком, постукивая большими пальцами друг об друга.
— Вот этот записывающий артефакт надо передать императору. Прослушайте запись на нём, как на найденном и изъятом при обыске. — Медальон лёг ровно посередине стола, через секунду там же оказалось письмо. — Здесь пояснения по делу и план действий, который император вряд ли примет, если узнает, что его автор именно я. Поэтому прошу вас зарегистрировать медальон, а план передать от собственного имени.
— Встретиться с императором не так просто даже для сотрудника внутренней службы безопасности. — Господин Сорвен цокнул языком и покачал головой. — Не уверен, что мне это удастся.
— О, поверьте, стоит упомянуть, что в дело замешан я, и что возможна утечка в прессу важной информации, и вы очень быстро окажетесь на аудиенции. Тем более информация действительно важная. — Хантли кивнул на конверт, предлагая ознакомиться с сутью вопроса.
СМБшник достал письмо, пробежал глазами по тексту и нахмурился.
— Изложенному тут можно верить?
— Абсолютно. На медальоне записано признание Леофика Бранса.
— Это меняет дело. Спасибо за сведения. Я постараюсь смягчить позицию императора в отношении вас.
— Не утруждайтесь. Просто донесите информацию. Нельзя допустить, чтобы произошёл государственный переворот.
Господин Сорвен встал, кивнул на прощание и молча вышел. Пока дверь не захлопнулась, Хантли слышал, как тот отдаёт приказы. А потом замок щёлкнул, отрезая от шума и суеты отделения СМБ. Оставалось только ждать.
Эрнет достал блокнот, открыл на пустой странице и принялся рисовать ту, которая постоянно была в мыслях и сердце. И образ которой требовал выраженным на бумаге, раз уж больше не будет возможности рассказать о своих чувствах лично.
* * *
Прошло три дня. Хантли перевели в императорскую тюрьму, свободные страницы в блокноте закончились, а кроме этого ничего не поменялось. К нему, конечно, заходили, задавали уточняющие вопросы, дважды обыскивали, допрашивали на наличия дубликата записи, и где она может находиться. Но ничего не говорили о том, что происходит. Приходилось строить собственные теории.
Императорский приём должен был состояться вчера. И, судя по всему, состоялся. Если бы план старшего Бранса удался, то Эрнета уже забрали бы из камеры. И вовсе не для того, чтобы задать парочку стандартных вопросов, как недавно сделал младший сотрудник СМБ. Доказывало ли это то, что всё в порядке? Скорее да, чем нет. Хотя у новой власти могли возникнуть дела поважнее, поэтому они задержались с визитом.
Но по лёгкому возбуждению с нотками радости, царящему за пределами камер, можно было сделать ещё один вывод: заговорщиков схватили и обезвредили. Если бы власть сменилась, то во взгляде следователей и охранников не мелькало бы торжество. Что ж за страну можно было не беспокоиться. Ещё бы знать, что с Вероникой и Виктором. Но об этом Хантли никто не спешил сообщать.
Прошло ещё три дня. Закончились страницы во втором блокноте, который дал один из стражников, приносящих еду. С каждого разворота смотрела Амелия. Улыбающаяся, грустная, с лукавым огоньком в глазах, хмурая, разозлённая, восторженно глядящая вдаль. Со стаканчиком кофе, с коббаррой, с картами или камушками в руках. Сидящая за столом на собственной кухне, идущая по Книжной улице, болтающая с Вероникой, ругающаяся с мэром, стреляющая из лука на ярмарке, подбрасывающая монетку, чтобы пройти устроенное ей испытание. И ещё десятки Амелий, каждая из которых была по-своему прекрасна. А внутри теснилась ещё сотня новых образов. Вот только рисовать больше было негде.
Ключ в замке повернулся тогда, когда Хантли рассматривал скучную белую стену и подумывал о том, не нарисовать ли портрет и на ней. Но обстоятельства распорядились иначе, и стена так и осталась скучной и пустой.
Эрнет медленно закрыл блокнот и повернулся на звук. Для обеда было рано, для допроса поздно, а это значило, что сейчас его, скорее всего, заберут для оглашения приговора. Дверь распахнулась, являя господина Сорвена.
— Собирайтесь. Вас ждёт аудиенция у императора. — СМБшник протянул одежду и вышел, давая возможность сменить тюремный наряд на привычные вещи. Возможности пользоваться бытовыми заклинаниями больше не было, и пришлось смириться, что рубашка осталась измятой, да и брюки с жилетом выглядели не так опрятно, как обычно. Интересно, что на это сказала бы Амелия?
Мысли о любимой пришлось засунуть подальше. Хантли